Потерянная Россия
Шрифт:
Существует легенда, что эта война идейно идет за «четыре свободы» и что Кремль, подписывая Атлантическую хартию, дал клятву на верность этим свободам — свободе слова и веры, свободе от страха и от нужды.
Эти четыре свободы действительно были провозглашены как цели войны президентом Рузвельтом в январе 1941 года. Однако в Атлантической хартии, опубликованной после вторжения Гитлера в Россию, остались только две: от страха и от нужды (п. 6). Свобода веры, вернее, богослужения потом как-то вынырнула в протоколе присоединения «Объединенных Наций» к Атлантической хартии. Но свобода
Так, Атлантическая хартия задним числом как бы узаконила «плебисцит» в присоединенных к СССР областях. Так, народы на Балканах могут «выбрать» форму правления, которую им «предложит» т. Тито. Так, коммунисты — не русские, а вполне местные — имеют формальное право добиваться в Западной Европе, чтобы освобождаемые страны «выбирали» форму правления в московском стиле. Ведь в Москве, по компетентному мнению некоторых авторитетнейших государственных и политических деятелей Запада, сейчас существует новая — не высшая ли? — форма демократии, «демократия социальная»!..
Если коммунизм, как и нацизм, порожден глубоким недугом всей современной культуры; если в ядовитом воздухе войны растет количество тоталитарных микробов; если весь Запад насыщен этой отравой вплоть до Соединенных Штатов (недавние речи вице — президента Уоллеса и рабочего вождя Мэтью Уолла) — если все это так, то становится очевидным: возвращение к русофобской («антибольшевистской») политике первых лет версальской эпохи невозможно.
Россия стала слишком сильна — Европа, даже подпертая Соединенными Штатами, слишком слаба, чтобы держать караул. Что же? Надо падать ниц?!
Отнюдь нет! Не надо только жить легендой о двух полярных мирах. Надо понять, что судьбы Запада и России едины и нераздельны, как в войне и мире, так и в свободе и «фашизме».
Вся духовная почва Европы взорвана. Той Европы, которую мы знали, больше нет. Сами европейцы, к которым некоторые среди нас еще взывают, больше ее уже не идеализируют, а тоже ищут Град Китеж, прислушиваются — после двух веков крайнего скепсиса — к звонам колоколов нездешних! Прочтите, например, последние книги Артура Кестлера — талантливого, глубокого и типичного представителя самой юной предгрозовой Европы.
Но разве народы в СССР живут в какой-то вечной духовной неподвижности, пассивности? Разве после германской канонады под Москвой не забили внутри народа могучие источники духовной силы? Прочтите, например, потрясающее предсмертное письмо офицера в «Последних днях Севастополя».
Пусть по перехваченным иностранным правительством («Нью Лидер», 5 февраля 1943 г.) документам Кремль собирается устроить себе «гегемонию по треугольнику Москва — Мадрид — Багдад». Если документы эти и не апокриф, то самый план — фантастичен. Непозволительно превращать его в «план России».
Ибо Россия никаких мировых гегемоний никогда не хотела и не хочет, о «треугольнике» ничего не знает и за Кремлем в эту авантюру не пойдет.
Но
В нас есть суровая свобода:
На слезы обрекая мать,
Бессмертье своего народа Своею смертью покупать.
Таких стихов не писалось во время Гражданской войны! Тогда красноармеец не чувствовал, как чувствует теперь, свою кровную, почти мистическую связь с этим бессмертным народом. Ему не чудилось, — как теперь, когда он проходит в строю с полком на бой мимо сельских кладбищ, — что «крестом своих рук ограждая живых, всем миром сойдясь, наши прадеды молятся за Бога не верящих внуков своих».
Сам в Бога не верящий внук неисчислимых, крепко веровавших поколений уже никогда, вероятно, не научится молиться. Но мистерия праведной войны за жизнь страны, за «вечную Россию» открыла уже ему «навсегда» тайну «святости» всякого человеческого существа!
Не нужно совсем иностранцам пугаться «роста русского национализма». Русская «любовь к отечеству» выражалась всегда не только в беззаветной и упорной способности к жертве, но еще и в воле к свободе. Тому порукой вся русская большая литература, которой сейчас в России зачитываются новые поколения и на фронте, и в тылу.
Путь к свободе долог и тернист, но он идет через возвращение к народным истокам духовного творчества.
Пусть никто не мешает этому возвращению: не загоняет национальное сознание народа под охрану современного Кремля.
Так уже случилось, что все будущее свободы в Европе гораздо больше зависит от развития событий внутри СССР, чем от всех политических решений Запада.
Об этом надо крепко помнить.
8 февраля 1944
Современники
Е. К. Брешковская (1844–1934)
Небольшой белый дом с плакучей ивой в палисаднике. Кругом сжатые поля, серая земля под паром, зеленеющие луга, лес на горизонте. Если бы со стороны большой дороги не виднелись крестьянские и мещанские домики вида непривычного нашему глазу, казалось бы нам 15 сентября 1934 года, что на русском хуторе, где- нибудь в Средней России, кончила свою чудесную жизнь Екатерина Константиновна Брешковская…
Писать сейчас о ней невыносимо трудно, но нужно. Когда умирают родители по крови — дети должны молчать, предоставляя слово другим. Когда же теряем мы ближайших водителей по духу, мы говорить обязаны.
О Брешковской рассказывать будут многие и многое. Хронология ее жизни — хронология России от Николая до Сталина. Ее общественная биография — история революционного движения почти за три четверти века. Политические мысли ее нужно изучать в связи с развитием народнических идей вплоть до тех, на основе которых создалась партия социалистов — революционеров. Обо всем этом потом будут писать подробно, но не в этом единственное, неповторимое значение жизни Екатерины Константиновны.
Оно в гениальном раскрытии последнего сокровенного смысла человеческой жизни.