Потерянные судьбы. Роман
Шрифт:
– Шо? – Стешка растерялась.
– Иди, говорю, и спроси, неча до моей Нюськи доколупываться!
– Ты мою Глашку со своей распутной девкой не путай! Она у меня гордая и умная! А ты будешь внука нянкать, а Нюська твоя бестыжая никому ненужная будеть! Ушёл Сашка в армейку, дык оттудова привезёть себе жёнку!
– Ох, и глупая же ты, Стешка, – Мария не стала больше слушать злую соседку и пошла на работу.
***
Нюся с раннего утра уже вовсю хлопотала на ферме. Почистила своих коров скребком, напоила, положила половы в кормушку. Пришло время доить. Поставив маленькую табуретку у задних
– Нюська! – услышала крик с другого конца фермы. – Нюська, бяги сюды!
Девушку позвала одна из доярок. Грищенко отставила ведро и побежала на зов. Она увидела, как женщины поднимают Глашку и сажают её на табуретку. Было заметно по лицу, что Трофимовой плохо – она вся побледнела.
– Нюсь, вы рядом живёте? Отведи её домой, – попросила одна из женщин.
Грищенко повела соседку домой.
– К врачу тебе надобно, – прошептала Нюся.
Медленно шли девушки до дому, переговариваясь о чём-то.
– Глашка! – это бежала Стеша, узнав, что её дочери стало плохо на ферме.
– Мать твоя, – обернулась Нюся. – Тебе надобно с ней усё обговорить.
Степанида догнала девушек и с испуганным видом стала расспрашивать дочь, что, дескать, случилось. Нюська оставила Глашку с матерью и вернулась на ферму.
Стеша довела дочь до хаты сама.
– Доча, как свечереет, дохтур придёть, – Стешка сидела на кровати и гладила дочь по плечу. – Лишь бы не хворь какая сурьёзная…
Стешка вспомнила о муже, который болел неизвестной болезнью. Тоска и страх потерять единственную дочь охватили женщину. Степанида вышла во двор, прошлась вдоль забора и остановилась у сарая. Она почувствовала, как внутри солнечного сплетения образовалась тяжесть. Дыхание перехватило. Стешка облокотилась о стенку сарая и сползла вниз.
– Боженька! Не взбирай мою Глашеньку! Молю тебя! – заплакала Степанида во весь голос. – Остави дочечку мене, як же я буду без моей кровиночки… Грех на мне! Грех, каюси! Усё от зависти моей чёрной! Усё от неё! Любое наказанье выдержу, только дочечку излечи!
Стешка сидела на земле и рыдала, хлестая себя по щекам. Потом подняла голову к небу и начала креститься, шевеля губами. Она от всего сердца молилась, стоя на коленях и читая «Отче наш».
Излив душу, Степанида встала, отряхнулась и медленно пошла в хату. Зашла в комнату, посмотрела на дочь. Глашка мирно спала, обняв подушку. Стешка улыбнулась дрожащими губами и решила сходить к знахарке Полине, чтобы та приготовила какое-нибудь снадобье для Глаши.
– Ой, девка… – протянула баба Поля, намешивая в плошке что-то. – Скока годков ей нынче?
– В декабре шестнадцать стукнеть, – удивилась вопросу Стешка.
– Вот шо я тебе скажу, Трофимова, – женщина отставила плошку и взглянула на Степаниду. – Видала я своими зыркалками, як твоя Глашка с Витькой Прошкиным по кустам скачуть… Ой, молва по всему хутору идёть, а ты как мать и не ведаешь.
– Шо? – у Степаниды вытянулось лицо. – Брешешь! Моя Глашка другая! Она…
– Сдаётси мене, тяжёлая она… – строгим голосом ответила знахарка. – Хоть лячи, хоть залячись, но признак верный.
– Не, погодь, баба Поля, ты спутала, верно, – лицо Стешки расплылось в улыбке. – Енто Нюська Грищенко… Правду говорю. Она ж замуж
– Нюська – дрища, а Глашка – кровь с молоком, да и волосья у них разныя. Спутать твою девку не можно. Да и не только я енту парочку заприметила, свидетелей пруд пруди…
– Да як же енто? – схватилась Стешка за сердце. – Ой-ой…
Степанида от волнения забыла попрощаться и выбежала на улицу. Всю дорогу она бежала до самого дома, хватаясь за голову.
– Глашка! – влетела женщина в хату, не закрыв за собой дверь. – А ну, вставай!
Глаша открыла глаза, испугавшись крика. Над ней стояла мать с обозлённым видом.
– Як давненько ты с Прошкиным путаесси?
– Мам, ты чаво? – Глаша села на кровати, прикрываясь одеялом.
– Я туточки об Нюське пякуся, а у меня дочка подолом метёть? – Степанида встала в привычную позу и слегка наклонилась. – А ну, сказывай правду, распутница!
– Да какую правду ты хочешь? – не понимала Глаша.
– Брюхатая аль не? Говорь, как есть! Я ему, паскуднику, хату спалю начисто! Да я… я… Я к самому председателю!
Глаша опустила голову. Её глаза забегали, щёки налились румянцем. Девушка кусала губы от волнения и страха.
– Ну? Долго мене ждать? – не отставала Степанида.
– Да… – Глашка взглянула на мать испуганными глазами.
– Шо да? Ой-ой! – заголосила Стешка, хватаясь за грудь. – Стыдоба! Ну я ему чичас усё оторву начисто! Выродок треклятый! Ах, Прошкины, ну вы у мене попляшете!
– Прошкины? – Глаша подняла голову.
– А? – Степанида перестала кричать и заговорила тише. – Витька… Прошкин…
– Не он енто, наверное… – всхлипнула девушка.
– Да як же ж? А кто?
– Ванька…
– Шо за Ванька? – удивилась Стеша, опускаясь на кровать.
– Ильин… – Глаша накрыла голову одеялом и затряслась, оплакивая свою беду.
– Да ты шо? – схватилась Степанида за голову. – Шо ж ты наделала? Он же сын Кузьмы…
Степанида надумала идти к Кузьме Ильину, чтобы добиться справедливости, но, долго обдумывая, всё же решила не делать этого. Кузьма Прохорович – председатель колхоза, власть у него большая, так что не стоит кликать на себя беду. Да и доказать, что Глашка беременная от его сына, вряд ли удастся. Всё-таки, как сказала баба Полина, есть свидетели, что Глаша путалась с Витькой Прошкиным. Прослыть на весь хутор беспутницей – смерти подобно.
– Вот шо, девонька, – Стешка решила пристроить дочь. – Никогда и никому не трепайси, шо дитятко от Ваньки. Пущай Витькин будеть.
– Мам! – воскликнула Глаша. – Не нужон мне ребёнок!
– Замолчь! Ишь шо удумала! Ты в таком возрасти, шо не можно по повитухам скакать! Бездетной хошь остатьси? Иль хошь одна ростить? Кому ты нужная будешь опосля? Ты об чём думала, када обжималася с мужиком? Иль ты не вразумеешь, откудова дитё получетси? Глупая твоя головушка! Значится так: надавливаем на Прошкиных, женим вас, и будя делов! Никуды он от нас не денетси, пущай отвечаеть за свои проступки олух малолетний! Слыхивала я, шо армейка ему не светить. Батька евоный в бригадирах значитьси. Будешь ты у мене накормлена и при свёкре хорошем. Об его делишках тёмных наслыхана, так шо знаю, чем припугнуть. А тама и мне помогать будете. Заживём, Глашка, як у Христа за пазухой!