Потерянные судьбы. Роман
Шрифт:
– Енто когда ж? – Иван посмотрел на жену. – Ты не сказывала…
– Вот теперича рассказываю. В ту ночь ты пришел домой обожжённый… И подумал, шо кудый-то я собралася, а я домой ужо вернулася…
– Так ты шо? На конюшне была?
– Была, Ванюш… – Маша опустила глаза. – И усё из-за ентой злыдни! Сбила меня с толку. Иди, говорит, проверяй – мужик твой с Томкой!
– Ах, вона шо… – ещё сильнее разозлился Иван. – Меня, значится, проверять… Хорошо ж ты устроилси, Порфирий… Рыло своё мохнатое под тюфяк, а меня по хребту? Давно ль Рябой заборы перестал чинить
Все разом взглянули на Трофимова.
– А шо я? Шо? – Порфирий хотел было уйти внутрь, попятившись назад, но жена его остановила.
– А ну! Стоять! – у Степаниды прорезался голос. – Огород? Рябой? Енто ты вот так подсоблять Ваньке на конюшню бегал ночами?
– Стешенька, золотце моё…
– К Гальке Рябой? Она ж известная на хуторе… – Трофимова втянула голову и подняла плечи, будто готовилась к прыжку. – Енто ейный платок, шо ли, я на стогу нашла?
– Не её, Стешка, – Мария смотрела на семейную пару с презрением. – Лидки Ивановой.
– Шо? Как енто? Как Лидки? – Стеша начала заикаться.
– А вот так. Ентот платок подарила ей её подружанька, Томка! Мне Лидка сама сказывала и хвалилась исчо, показывая, какой же дорогой подарочек ей преподнесла подруженька ко дню рожденью…
– Ах, ты ж гадына! – Степанида схватила мужа за последние волосёнки и нагнула его голову вниз. – Ах, ты ж кобелина треклятая! С Лидкой? Да исчо и к Рябой бегаешь?
Степанида завалила мужа на пол, схватила метлу и стала лупить вдоль спины. Порфирий кричал от боли и уворачивался. Просил прощения, но жена его не слышала.
Ваня и Маша не стали боле злорадствовать, ушли домой.
Стешка же, отлупив мужа как следует, рванула в дом Ивановых.
– Добрейшего вечерочка! – открыла дверь и с яростным взглядом поздоровалась с хозяевами дома.
– И тебе не хворать, – надменно ответила Лида, доедая варёное яйцо. – Стукать не научили? Влетела, як ураганище в чужую хату. Чаво тебе в такой поздний час от нас понадобилося?
Степанида слегка растерялась. Она совсем забыла, что Лидия Иванова не из пугливых, любит рассказывать чужие тайны посторонним людям, но без вранья. Если кто и пытался с ней спорить, то Лидка могла и врезать как следует. А Стешка драк боится. Даже когда Машка её за волосы таскала, Степанида не смогла вырваться.
– Я… – Стешка стояла у порога и пыталась на ходу придумать, зачем пришла. – Я…
– Шо ты? – Лида встала с табуретки. – Купить чаво хошь? Али новость принесла?
– Выйди ко мне, погутарить надобно… – Степанида выскочила на улицу.
Лидия вытерла рот рукой и пошла следом.
– Я туточки прознала… – глаза Стешки забегали. – Правда, шо ты с моим Порфирием…
– Ну, правда, и дальше шо?
Стешка никак не ожидала, что Иванова сразу признается в своих грехах.
– А ежели слух пустишь, я усем расскажу, как он воруеть… – грубым голосом продолжила Лидка. – При мне было, сама видала. А исчо про хату Мельника я разузнала. Порфирий с пьяну мне усё доложил. А Мельника ты знаешь, он так просто не оставить енто. Посодють твоего ненаглядного на всю
Стешка и ахнула. Ну всё против неё. Несколько свидетелей докажут, как Порфирий воровал казённое зерно, полову, всякие инструменты… Так тут ещё и по дворам чужим лазить повадился, о чём она сама не знала.
Делать нечего, она молча кивнула головой и побрела до хаты.
Всю дорогу её мучили мысли о том, как она опростоволосилась, не замечая подлости от собственного мужа. Всегда Степанида Марии завидовала, какой у неё мужик хороший, работящий и красивый, поэтому и хотела развести семью Грищенко по разным сторонам, не задумываясь, что у них деток двое. Пока шла до дома, представила, а если вот так какая-нибудь из баб привадит её Порфирия, что тогда? Как жить вдвоём с ребёнком без мужской поддержки? И дочь будет горевать, что родной папка бросил их.
Дойдя до мазанки, Степанида села на завалинку и заплакала.
– Стешенька… – на полусогнутых ногах тихонечко приковылял Порфирий. – Золотце моё… Прости ты меня, Христа ради…
Стешка не обращала внимания на раскаяния мужа. Она сидела, закрыв лицо руками, и захлёбывалась от слёз.
– Бабонька моя… ну… – Порфирий не знал, как успокоить жену. Он чувствовал огромную вину перед нею. – Прости, прости… Бес попутал… Я сам не знаю, як усё енто приключилося… Ну, Стешенька… Ну, хошь, я на колени встану… Прости ты меня, окаянного…
Трофимов неожиданно заплакал.
– Енто ведь я тебе усё енто… Я виновный… Я… – уткнулся в плечо своей жены. – Наплёл с три короба, а ты… А ты поверила… Не думал я, шо ты полезешь к Маньке с ентим…
– Было у них шо, аль не? – Степанида резко перестала плакать, всхлипнула, вытерла нос краешком платка и с прищуром посмотрела на Порфирия.
– А? – Трофимов поднял голову от неожиданного вопроса. – Шо?
– Оглох? – Стешка совсем успокоилась и ждала ответа с нетерпением. – Было у него с Томкой аль не?
– Дык какая теперича разница? – удивился мужчина, растопырив свои маленькие глазёнки.
– Один другому дразнится, – кривлялась Стешка, сказав фразу противным голоском.
– Стеш, я думал… – Порфирий привстал. – Думал, мир у нас…
– Чем ты думал? Нечем ужо тебе думать? Усё пропито, до ячменного зёрнышка усохлось! – Степанида встала, поправила платок. – Было?
– Да не ведаю я… Откуда мене знать…
– Э-э, – щёлкнула мужа по затылку. – Я зачем тебя к нему приставила? Зачем председателю в ножки кланялася? Обрубок ты и есть… Сама усё разузнаю…
Плюнула в мужа и вошла в хату.
Эх, Стеша, Стеша, верно говорят: «Горбатого только лопата исправит».
Две недели соседи не разговаривали, обходили друг друга стороной. За это время Степанида заставила мужа договориться с председателем, чтобы Ивана взяли на работу, якобы Ванька прирождённый конюх, да и Порфирию одному тяжело. А то, что председателю пришла анонимка – это кто-то наклеветал на честного человека почём зря. Порфирий даже свидетелей в пользу Грищенко привёл, дабы доказать невиновность Ваньки.