Потерянные в прямом эфире
Шрифт:
— Триместр. Конец триместра. Но это в любом случае не повод распускать его, — нахмурился Ключевский.
— Но и не повод издеваться над ним.
На часах было три часа ночи.
— За свои желания рано или поздно приходится отвечать.
— Пусть лучше будет поздно, — я невинно хлопнула ресницами и чуть надула губы в надежде на личное обаяние. Но, видимо, после полуночи Золушка всё же превращалась в тыкву, ибо принц и не думал очароваться и уступать.
— Олесь, он и так бед в этом месяце натворил.
—
И вроде бы мы не ругались, но настроение между нами неуловимо менялось, теряя всю свою лёгкость.
Игорь глянул на меня исподлобья и возразил:
— Да, вот только в жизни бывают разные ситуации, и Сеня должен думать головой при любом раскладе.
Я скривилась, а Игорь вздохнул:
— Вот она, обратная сторона родительства, а не только походы за мороженым по ночам.
Можно было, конечно, ещё поспорить, ну или даже поругаться, вот только что толку, если каждый из нас остался бы при своём мнении. Поэтому я подхватила собаку на руки и скрылась в спальне.
***
Когда Игорь вошёл в комнату, я уже успела переодеться в пижаму и самозабвенно копалась в косметичке. Бегло глянув на Жужу, развалившуюся посреди кровати, Ключевский ухмыльнулся и начал стягивать с себя футболку.
Я невольно залипла взглядом на зрелище его обнажённого торса. Игорь был в прекрасной форме, и мне всё ещё нравилось смотреть на него, да и коснуться хотелось до безумия. И вообще я соскучилась. Утренний поцелуй словно сорвал с меня внутренние скрепы, пробудив почти забытое желание… быть с ним.
Это было так знакомо, так понятно и так неправильно, по крайней мере, не после всего того, что было между нами.
У меня в жизни было достаточно секса, но больше ни с кем из партнёров я не путала его с близостью. Лишь Игорь в первую очередь вызывал во мне желание прижаться к его груди в поисках тепла и понимания, а уже потом всё остальное. И от этого становилось горько, как если бы я, как тот самый мотылёк, вновь летела на огонь. И конец был всем давно известен.
Сегодняшняя ночь вышла слишком прекрасной, чтобы… рисковать ей.
— Ты обиделась, — нарушил ход моих мыслей Ключевский, успевший натянуть на себя пижамные штаны, но продолжавший отсвечивать голым торсом.
Сделала над собой усилие, стараясь сохранить как можно более невозмутимое выражение лица.
— Нет. Всё в порядке.
— Значит, обиделась, — вздохнул он.
— С чего бы это? — изобразила я удивление.
— Из-за Сени и школы.
Игорь сделал шаг ко мне, а я неожиданно напряглась:
— Было бы глупо обижаться на такие мелочи.
— Но тем не менее я же вижу, что за последние десять минут всё изменилось.
А вот это уже задело.
— Как раз наоборот. Последние десять минут доказали: ничего не меняется. Вообще.
Он
— Так, а вот теперь ещё раз.
Печально шмыгнула носом.
— Ты мне не доверяешь.
— Подожди, это мы уже проходили, — он сделал ещё шаг, а я невольно втянула живот, словно пытаясь стать меньше, и отступила назад. — Я впустил тебя в жизнь Арсения. Да если бы я не верил тебе, то не позволил бы подойти к нашему дому на пушечный выстрел.
Внутри что-то заныло. Он не собирался делать мне больно, но выходило именно так.
— С этим сложно поспорить, но это всё же недоверие. Скорее уж так, уступка с барского плеча.
— И всё-таки ты обиделась из-за школы, — вздохнул он смиренно, словно принимая очередной мой «загон».
— Не из-за школы. А в целом. Ты воспринимаешь мои слова лишь как прихоть.
— Не преувеличивай.
Фыркнула.
— Сам посмотри, ты впустил меня в свой дом… зачем? В качестве кого? У меня такое ощущение, что в качестве ещё одного ребёнка, за которым прикольно приглядывать, поджидая, что же он выкинет в следующую минуту.
Он нахмурился.
— Помнится, с утра ты меня совсем в другом обвиняла.
— А одно другого не отменяет. Сам посуди: сначала ты утверждаешь, что когда-то тебя впечатлили моя яркость и независимость. Говоришь: будь собой. Но стоит мне выйти за рамки чего-то привычного, как ты… включаешь учителя. Я не идеал, да, и по количеству ошибок могу дать фору любому, но я не нуждаюсь в папочке!
Он скрипнул зубами, а меня уже несло дальше.
— Себя послушай: я пустил тебя в свой дом, в жизнь Арсения. Нет, спасибо, конечно. Но ты не находишь, что звучит как-то слишком уж по-хозяйски?
— А ты не находишь, что у меня для этого есть некоторые основания?
— Вот, — я аж подскочила на месте. — И опять мы приходим к тому, с чего начали с утра. Игорь, да, мне нужна твоя помощь, мне нужно, чтобы временами ты меня направлял, подсказывал. Чтобы ты шёл рядом, был партнёром, а не стоял где-то там вдалеке, тыкая властным перстом, и указывал, что можно, а что нет.
Он рыкнул, но пока ещё без особой злости, и, сделав резкий шаг, припечатал меня к комоду.
— Всё сказала?
— Нет! — взвилась я, но была достаточно жёстко прервана этой вспышкой эмоций.
— Ты требуешь доверия к себе! Прощения, принятия… Но при этом, всё то время, что мы знакомы, ты творишь что-то своё: хочу — ухожу, хочу — прихожу! А потом предъявляешь мне претензию, что я злюсь на тебя за то, что ты ушла от меня. Да, чёрт возьми, я злюсь за это! Злюсь и попросту боюсь, что однажды Арсению придётся пережить то же самое. Пусть он рос без тебя, зная, что его мать от него ушла, но он никогда не переживал настоящее предательство, когда тебе бросают в лицо «Я не могу» и уходят в закат.