Потерянный дневник дона Хуана
Шрифт:
— Пойми же, у меня не было выбора, не было другого способа помешать этому браку, кроме как устроить скандал, — сказала она с отчаянием в голосе.
Мне показалось, что ее слова правдивы лишь наполовину. Я пытался уверить себя в том, что она не могла так искусно притворяться, когда мы стояли у Небесных Ворот.
— Маркиз уничтожит вашу семью, — сердито ответила дуэнья Люпэ.
— Он не сможет причинить большего вреда, чем уже причинил.
— Еще как сможет! — зловеще
— Но как?.. Что еще он может сделать?
— Этого я сказать не могу.
— Ты должна сказать мне правду! Я приказываю тебе! Расскажи мне, что за страшная тайна известна маркизу?
— Ваш отец убьет меня.
— Ну, пожалуйста, прошу тебя!
— Я не могу… — дуэнья Люпэ зарыдала. — Я не могу сказать вам этого, дитя мое.
— Если ты и в самом деле любишь меня, то должна рассказать мне, почему моя жизнь не принадлежит мне.
Дуэнья Люпэ в отчаянии прижала ладони к лицу и упала на диван.
— Потому что моя жизнь тоже не принадлежит мне.
— Что ты имеешь в виду?
Дуэнья Люпэ продолжала плакать, всхлипывая как ребенок.
— Я ничего не скажу отцу, — сказала донья Анна, закрывая балконную дверь и всматриваясь в темноту.
К счастью, покосившаяся дверь закрылась не плотно, и я продолжал подслушивать, как шпион.
Донья Анна села на диван рядом со своей дуэньей.
— Пожалуйста… — умоляла она и слезы текли по ее лицу.
Дуэнья Люпэ подошла к клетке Феникса и прикоснулась к полотняной накидке, которой донья Анна прикрывала клетку.
— Это ваше первое одеяльце… То самое, в которое вас заворачивали младенцем, — сказала она, поглаживая пальцем грубую ткань.
— Что ты хочешь этим сказать? Я храню свое первое одеяло. Оно шелковое, а не льняное.
— …Донья Каталина страшно кричала… роды длились так долго… два дня… три дня… но ребенок все не появлялся…
— Я знаю, что моя мать умерла в родах, — сказала донья Анна.
— Мой ребенок плакал…
— Твой ребенок?!
Дуэнья Люпэ как будто не слышала вопроса доньи Анны.
— Повивальная бабка обезумела от страха и заперлась в комнате. Она держала дверь изнутри и повторяла только одно: «Донья Каталина ушла на небо… и… забрала с собой дитя…»
— Этого не может быть! — воскликнула донья Анна, но дуэнья Люпэ, словно в забытьи, монотонно продолжала свой рассказ.
— Ваш отец с ножом в руке распахнул дверь. Он хотел убить повитуху.
Вспоминая ту ужасную ночь, дуэнья Люпэ захлебывалась слезами.
— Казалось, его разум помутился. Увидев моего ребенка, он уронил нож и сказал: «Вот мое дитя. А ты — всего лишь его нянька».
Дуэнья Люпэ, продолжая плакать, погладила
— Я, как всегда, укачала своего ребеночка…
Донья Анна, не в силах вымолвить ни слова, прикрыла рот рукою, и слезы струились по ее щекам.
— Неужели это правда? — промолвила она наконец. — Неужели ты моя?..
Дуэнья Люпэ потупилась.
— Почему ты не сказала мне об этом раньше?
— Ваш отец тотчас бы избавился от меня.
— Так вот почему он пытался продать тебя на невольничьем рынке!..
— Накануне я всего лишь сказала ему, что хотела бы жить вместе с вами, если вы выйдете замуж.
— Он боялся, что ты откроешь мне правду…
Дуэнья Люпэ молча кивнула головой.
— В таком случае, кто мой отец?
Дуэнья Люпэ снова опустила глаза.
— Это… это он, правда?
Несчастная женщина снова едва заметно кивнула головой.
— Наверняка он заставил тебя, ведь так?
Дуэнья Люпэ не отрицала и этого.
— Выходит, что я — дитя обмана и жестокости.
— Он не такой уж плохой человек. Я должна была бы ненавидеть его, но… он подарил мне вас.
Донья Анна неуверенно посмотрела на нее.
— Но он изнасиловал тебя!
— Всякий мужчина подобен тигру.
— Именно поэтому ты в детстве рассказывала мне сказки про джунгли?
— Да.
— Ну, что же, если мужчина тигр, значит, женщина должна стать пантерой, — сказала донья Анна.
— Ваш отец подарил мне эту вещь… — сказала дуэнья Люпэ, доставая распятие. — Я ношу его у себя на груди, чтобы напоминать себе, что он хороший человек.
Я попытался рассмотреть распятие. Я знал, что очень рискую, продолжая оставаться на балконе, но ничего не мог с собою поделать. Мною двигало не любопытство шпиона, а страсть влюбленного, который жаждет знать о своей возлюбленной абсолютно все.
— Он пытался продать тебя — разлучить с родной дочерью!
— Думаю, он всего лишь хотеть припугнуть меня. Он никогда не сделал бы этого из опасения, что вы узнаете правду.
— Ну, что же, вот я и узнала, — проговорила донья Анна и отвернулась.
— Кроме нас об этом известно только маркизу. Но он не намерен предавать огласке тайну своей будущей жены, — сказала старая женщина, гладя дочь по голове.
Я мог бы подтвердить справедливость этих слов, поскольку знал: для того чтобы сохранить эту тайну, маркиз, не раздумывая, отправил на смерть человека. Того самого человека, который и рассказал ему о двух телах, похороненных в одном гробу — матери и ее новорожденного ребенка.
— Если ему стала известна правда, почему он не передумал жениться на мне?