Потерянный осколок
Шрифт:
– А ты у нас образец нормальности и традиционности. Вон, какие традиционные розовые волосы и глаза. Аж, тошно от их нормальности и твоей обыденности, - фыркнул, но возражать не стал. Просто руки на груди сложил, выражая недовольство ситуацией. Как будто я была довольна.
– И где мы сейчас? – требовательно посмотрел на меня. Почему я крайняя, вот птичку доставай, она у нас бессмертная, хоть и стрессонеустойчивая.
– В Пустынных степях, в двух днях от границы с эльфийскими землями.
– Что? – взревело это нечто, а я пообещала сама себе крепко обнять Ванюшу, за то, что он такой ненормальный. Потому что нормальным он мне не нравится. Ни капельки. Только пристукнуть
– Что слышал, мы в степях.
– Я же сказал идти в долину.
– Мало ли что ты там сказал! – вспылила я, - хочешь, вперед, никто не держит. Ласк, ты держишь?
– тот отрицательно замотал головой, - не держит. Иди.
– Ты пойдешь со мной, - сквозь сжатые зубы процедил явно взбешенный воин.
– Мечтать не вредно. Нам не по пути.
– А с ним по пути, - и он указал пальцем на себя, имея в виду моего Малыша.
– С ним да, с тобой нет.
– Ты не боишься, что я уйду, - он сощурил глаза, и начал ими буравить во мне явно лишние дыры, - ведь он все равно потащится за тобой, ничтожество.
– Все именно так, кроме ничтожества, - не было смысла юлить и отбрыкиваться, мы оба знали, что он прав.
Маньяк подошел ко мне почти вплотную. Не знаю, в чем была причина, но я видела борьбу в нем и ненависть. Он медленно поднял руку на уровень моих плеч, а в его глазах мелькнула нежность. Леший знает, что твориться. Но прежде чем я смогла хоть что-то понять, он одернул руку и его взгляд снова наполнился ненавистью, но теперь я знала, что это ненависть к себе самому, за то, что позволил себе подойти к пустышке.
– Что он в тебе нашел? Лишь симпатичная оболочка, прогнившая внутри.
Он говорил, а я кое-что вспомнила. У него ведь с памятью проблемы. В прошлый раз его аж подкосило, когда вспомнить что-то попытался. А если…попытка не пытка.
– Слушай, а ты помнишь о себе хоть что-нибудь? – и невинные глазки при этом, сплошное бесхитростное любопытство.
– Конечно, - ага, удивился, но быстро взял себя в руки. Ну, от воина я другого и не ждала.
– Так расскажи, а то мы не в курсе, - поворачиваюсь к ничего не понимающему фениксу и подмигиваю. Понял, молодец.
– Да, а то если мы с тобой пойдем, то надо же хоть что-то знать, - умничка моя розовая. Я даже начинаю любить этот цвет.
– Хорошо, меня зовут… - он схватился за голову, как и в прошлый раз, - Ай!
– Что-то не так? – сочувствующе спрашиваю, выпятив нижнюю губу, а потом ехидно улыбаюсь.
– Что? – вопрошают у меня чистые и искренние изумруды.
– Здравствуй Ванятко, не верится, но я по тебе скучала, - и я крепко обняла его, надеясь, что он не исчезнет. И только я знала, насколько страшно мне было от того, что его второе я все чаще брало над ним верх. Он менялся, я чувствовала это. Сначала юмор, потом он стал подмечать детали и запоминать слова. Сейчас он стал все чаще понимать, что смысл слов иногда разниться с его формой. Его преобразования заводили меня в тупик. С одной стороны, он выздоравливал, с другой, я не хочу, чтоб хоть одна черта характера маньяка передалась Вану. Но они одно целое и это убивает меня, иссушает душу. Ван мне как ребенок, друг и брат. Я не хочу лишаться столь многого, потеряв всего одного. Я загнала себя в ловушку, не имеющую выхода.
– Малыш, - и когда я успела заплакать? Пару капелек еще висели на щеках, остальные впитались в рубашку на плече моего друга. Друга, за которого я отдам свою душу. Смерти я не боюсь, поэтому моя жизнь не стоит ничего, чтоб ее отдать. Ведь я боюсь всего, кроме дамы с косой, что приходит лишь раз и не остается на чай. А вот за душу страшатся все. А чего боится он?
– Малыш, давай ляжем спать, а?
– Ты что, сейчас же только вечер, мы, кстати, так и не пообедали, а ты спать. Нетушки, пока не поедим никакого спать, - и Ласкан пошел разжигать костер.
Пообедали мы поздно, это не смотря на то, что остановились мы на обед в полдень. Решили не ехать сегодня дальше, а просто хорошенько выспаться и пораньше двинуться в путь. Я нагло завалилась в обнимку с Ванюшей возле самого костра. Он был только за и крепко обнял меня. Сегодня ночью мне снились самые прекрасные сны на свете, и счастью моему не было предела, пока я не разомкнула веки. Шла семнадцатая ночь в степях.
Словарь
[1]. melda - любимая
[2]. naice nya - боль моя
Глава 10 Аура
Говорила мама: «Больше одного мужика - можно вешаться».
А что с шестью делать? Повешать что ли?
Тепло, хорошо и не поддувает. Неужто Паля одеяло не стянула. Мягкое что-то под головой, и сердце у него бьется. Надо просыпаться, хотели же раньше встать. Открываю глаза – подбородок, и знакомый такой, щетинистый. А-а-а-а, я же Ванюшу уже два дня не брила, зарос бедняга. Фокусирую взгляд на дальней фигуре, взгляд отказывается выполнять трудные спросонья задачи. А это кто?
– Мама!
– Не поможет. И как далеко ты собиралась без меня?
– высокий златовласый мужчина двинулся в мою сторону, хотя как по мне, то он еще в подростковом возрасте двинулся, но меня не слушали.
– Как можно дальше, чтоб глаза мои тебя не видели.
– Какие вы женщины не постоянные, да и слово свое не держите. Ты же обещалась не видеть меня больше никогда, - эльф присел на корточки возле меня и положил руки на бедра, соединив кисти между ними.
– Так мне из-за того, что у тебя комплекс неполноценности, и ты вымещаешь свою мужественность на мне, гоняешься за мной, как за ребенком, теперь глаза себе выколоть, чтоб сдержать обещание. Прости, что разочарую, но себя я люблю больше, чем ненавижу тебя, - как же давно я хотела ему это высказать. Мучителю, что гонял меня по плацу днем и ночью, что опускал меня при всем отряде воинов. Тому, кто ненавидел меня и всячески унижал. Возился со мной как с калекой и ставил мне мою беспомощность в упрек. Вот так глубоко он задел меня. И не важно, насколько большой будет куча навоза, что он вывернет на меня сейчас, я гордилась собой за отпор.
Да только не было этой кучи, не было ни оскорблений, ни унижений. Он лишь грустно улыбнулся, и я увидела печаль в его глазах, то, чего не ожидала увидеть когда-либо вообще. Он слишком любит жизнь, чтоб опускаться до грусти.
Все так же улыбаясь, он, молча, ушел. И что это было? Да ни разу за всю мою сознательную жизнь этот гордый и непоколебимый эльф не спустил оскорбление или нападки с рук. А что сейчас? А сейчас вместо того, чтобы не спускать с рук, он их умыл. Нет, это не мой учитель. Верните нахала и забияку, я привыкла к нему. А как вести себя с этим меланхоличным эльфом я не знаю. Хочу унижений и оскорблений. Где мои помои, леший побери, в горле застряли что ли? И я решила вправить вислоухому мозги. У меня это хорошо получается. А если нет, применим шоковую терапию копытом, безотказная процедура. Сто процентный успех. Я оглядела стоянку в поисках мастера. Его не было нигде. Аж обидно стало, что промывка мозгов откладывается.