Потерянный осколок
Шрифт:
– А ты тоже птичка редкая, и одной летать – значит пеплом землю посыпать каждый рассвет. Так? – он кивнул.
Смотрю на розовое чудо, а оно мне слезную мордочку строит. И ведь внутри ни капельки не розовый и не пушистый, а все равно жалко. Ну что за жалостливая у меня натура. Вон Широ же не пожалела. Хотя жалость к этому извергу он сам же у меня и отбил.
– Ладно, огненный наш, пойдешь с нами. Но если доставишь проблемы, мигом браконьерам сдам, - лихорадочно закивал, - так куда идти?
– А вы правильно шли, вот по этой тропинке через тринадцать рассветов до самой заставы и дойдем.
–
– Нет, это короткий путь. О нем никто почти не знает, - и Ласкан самодовольно ухмыльнулся, - его мои предки проложили, чтоб незаметно по степям передвигаться.
Понятно, как целый клан фениксов скрывался от мира.
– Русалку гному в жены! Так это же великолепно!
Получи Широ, распишись под поражением. И я крепко сжала феникса в объятьях. А отпустила уже пепел. Удивляться своей силе, раздавившей птичку, времени не было, так как песенка полилась в тот же момент.
У вампира клык отпал,
И куда-то ускакал.
А на ужин у бессмертной знати,
Девственница в льняном халате
Как кусать теперь прикажешь,
И на дверь ей не укажешь.
Плакать собралась она,
В пасть полезла и сама.
И спросил ее вампир:
– Что это за номер?
Доставая с пасти шею
Что не сделал он своею.
– Коль тебе я не нужна, -
Осветила пол луна, -
– То кого любить я буду,
Ведь тебя я не забуду.
Ошарашен был вампир,
Сума сошел егоный мир.
Куда катится земля?
Кровопийца и дитя.
– Ты послушай малышня,
Ноги уносила б от меня.
Потрошить не стал пока
Потому что нет клыка.
Истерить она изволит
Чувство мести ее гонит
И девица с горяча,
Дала в лоб и стрекача.
И остался наш вампир
Ополчившись на весь мир,
Без девицы для себя,
И с улыбкой без клыка.
– Ха-ха-ха, ой убейте меня снова, это нужно повторить! Ха-ха, - смотрю на две валяющиеся фигуры, и так убить их хочется, что сил терпеть нет. Да только одного убьешь, песенки похабные петь будешь, а второго сил убить не хватит, быстрее сама убьюсь.
– Может, хватит ржать, как кони. Ты мне, Ласка, лучше объясни, как так получилось, что сил меч держать у меня нет, а тебя прикончить – есть?
– Ну-у-у… я нежный.
– Ага. На сколько нежный?
– Хм, очень нежный. Одной царапины или большого синяка достаточно, чтоб я сгорел, - грустно как-то он это сказал.
– И что, все фениксы от насилия так застрахованы, или с синяками не модно гулять?
– Нет, это скорее особенность моего организма…
– Ага, розовая, - перебила его я, - заметили уже.
– Розовые волосы и глаза – это подарок, - печально произнес он.
– Чей?
– Моей мамы. Понимаешь ли, Дана, я не чистокровный феникс. Моя мама нимфой была, - держите меня, я проваливаюсь сквозь землю. Нимфы такие же часто встречающиеся существа, как
– Да как такое возможно? Ты либо нимфа, либо феникс, а ты…
– А я и то и другое. Моя мама была нимфой…
– Сладкоежкой, - снова перебила я.
– Нет, нимфой светлой мечты. Эти нимфы самые редкие и их цвет - розовый, - слышала что-то о том, что нимфы разноцветные существа. К примеру, у нимфы надежды волосы и глаза зеленого цвета, у нимфы веры – желтого и так далее, - вот мне и передался ее цвет, а так же…
– Ее нежность? – не удержалась от смешка я.
– Нет, чувствительность. Нимфы не терпят к себе прикосновений, только от любимых. В противном случае они умирают. Поэтому нимф так сложно найти, они принимают облик деревьев, травы и цветов, некоторые ручьев и облаков. Если нимфа не покажется тебе сама, то ты ни в жизнь не найдешь ее.
– Получается, что от любого прикосновения ты мрешь? Но тогда, как же Ван тебе руку пожал? – закономерный вопрос, согласитесь. Догадка меня просто убила, - или он тебе настолько понравился? – и я загоготала во весь голос.
– Нет, просто ты мне синяк поставила, а он нет. Я ведь феникс, я не умираю от прикосновений, только от синяков и ссадин, - но все его объяснения бес толку, я все равно заливисто хохотала, корчась в приятных муках на земле.
Две насупившиеся фигуры, что коршунами нависли над валяющейся в припадке мной, все сильнее расплывались от слез. Они молчали, но весь их вид обещал, что месть будет ужасной. От этого стало еще смешнее. Мстя от вечно мертвой птички и придурковатого воина с раздвоением личности, что даже рубашку без меня ни снять, ни одеть не может. Прям вижу, как Ван, запутавшись в рукавах, во время приведения плана мести в действие, случайно выбивает дух из феникса, который тот час же сгорает и ветерком уносится в неизвестном направлении, с предсмертными словами «Я буду мстить, и мстя моя будет страшна!».
Не знаю, сколько длилось мое забвение, да только очнулась я от невероятно аппетитных запахов, что принес мне милостивый ветер. Как они посмели? Я отлучилась ненадолго (как мне кажется), а они сразу хомячить пошли. Изверги, это уже слишком жестокая месть, оставить меня голодной. Или еще хуже – оставить мне только кашу.
Оказывается, наш феникс весьма запасливое существо. У него в седельных сумках чего только не завалялось. Даже вяленое мясо! Я люблю фениксов! Даже розовых.
– Шлушай, Лашка, а жа што тебя фще шаки иж кфана фыкнали?[1] – да уж, как-то сама не поняла, что сказала, но оторваться от куска ароматного, вяленного и столь желанного от долгого лишения мяса выше моих сил.
– Ты б прожевала сначала, а потом в душу ко мне лезла, - скривился феникс, наблюдая за моей кровожадной расправой над несчастной гастрономией. Если честно, даже знать не хочу, как сейчас выгляжу.
– Ижвини, не жаметила куда флежла, наверно, в нешущештвующую фещь[2], - и скривилась в улыбке. Думается мне, что с куском мяса во рту, как с добычей, при этом вгрызаясь в нее и улыбаясь одновременно, я выглядела жутко. Даже Вана проняло, он от этого зрелища аж отшатнулся в сторону. А нечего людей на кашевую диету сажать. Я сейчас и покусать могу.