Потом
Шрифт:
— Вы думаете, царевна? — Только привычка к учтивой умеренности в словах удерживала Дракулу от определенно высказанных сомнений.
— Едулоп. Совершенно уверенна. Его нужно мм… прихлопнуть.
— Тогда отвернитесь, царевна, — молвил благовоспитанный Дракула. — Я сейчас это сделаю.
Она отвернулась, и он это сделал. Что-то вякнуло с хрустом. Покосившись, Золотинка увидела забрызганные тиной прутья решетки, при последнем издыхании корчилась расшибленная голень.
Кое-где на полу возились мелкие вялые едулопы. Наглость этих тварей находилась в прямом связи
— Фелиса! — крикнула Золотинка, озираясь.
Разумеется, Дракула ничего не мог сообщить о Фелисе, он понятия не имел, куда подевалась стража, и с некоторым замешательством обнаружил на расстоянии вытянутой руки корзину с ключами, которые признал за свои.
— Вы можете вывести меня отсюда? — спросила Золотинка. И снова крикнула: — Фелиса!.. Можете?
— Недостаток скромности — это недостаток ума, — отметил Дракула, с несколько преувеличенным изумлением перебирая собранные на связки ключи. — Однако, имея полный набор ключей, я могу вывести вас отсюда. Не думаю, чтобы такое утверждение было большой нескромностью с моей стороны. Да, царевна-принцесса, могу!
— Фелиса! — тревожно крикнула Золотинка в сторону. — Мне нужно в книгохранилище Рукосила. И как можно скорее.
— Я могу провести вас в хранилище. А найдете ли вы там книги, это уже другой разговор.
— Хорошо. Только скорее. Фелиса!
— Я проведу вас под землей, не поднимаясь на поверхность. — И закричал: — Фелиса!
Вероятно, этого крика не доставало. Не прошли они двадцати шагов, углубляясь в подземелье, как наткнулись на человека. Все тот же молчаливый дядька с укутанной волосами Фелисой на руках.
— Бьется, — с глухим отчаянием произнес парень. Повернувшись навстречу Золотинке, он показал расцарапанную щеку. Фелиса зашевелилась, от неудачного движения плащ раскрылся и выскочил прыткий шестипалый паучок. Шесть сросшихся пальцев без ладони. Сокрушенно покачав головой, девушка отловила убегающего едулопа, пальцы извивались, переплетаясь в Фелисовой горсти.
— Что это у тебя, покажи, — молвила Золотинка противно сладостным голосом.
Имея расчет притворной сладости не доверять, Фелиса отодвинулась, как ребенок, оберегающий запретную игрушку, и прижала паучка к груди.
— Фелиса, нехорошо, зачем тебе? Отдай! — никчемными словами уговаривала ее Золотинка.
Девушка не отвечала, загородившись плечом. Она пускала паучка по звеньям пропущенной на обнаженную грудь цепи и отлавливала его снова в дремучей завесе волос, едулоп остервенело путался. Тогда Фелиса спасала дурашку из тенет, не помышляя о том, чтобы наказать его за проказы.
— Как ты смотрел? — вздохнула Золотинка.
Парень мотнул головой, словно под действием боли, и опустил руки, выражая тем самым полный отказ от защиты. Золотинка ничего не добавила.
— Фелиса, — позвала она, — это я. Помнишь? Я Золотинка, у меня золотые волосы. Червонное золото, странно, правда,
Безумная насторожилась, отстранившись. Неловкий смазанный поцелуй, котором, преодолевая сопротивление, успела наградить ее Золотинка, не привел девушку в чувство. Что-то было утрачено. И теперь уж образумить Фелису наново, догадывалась Золотинка, будет труднее, чем первый раз.
Нельзя было оставлять ее — вот что. Рука об руку, шаг за шагом, вводить ее в жизнь. Может быть, месяцы, если не годы. А что могла позволить себе Золотинка с ее торопливым, на бегу волшебством?
Да, наверное, в сумеречном сознании девушки оставалось понятие о волшебнице. Некий отпечаток понятия. Видоизменение пустоты, в сущности, нарушение однородности ничем не замутненного сознания, которое смущало сумасшедшую, заставляло ее отстранять от себя ненужную смуту как нечто болезненное.
Все стало лишним. Фелиса возвратилась к безмятежности.
Растормошенная Золотинка все же потянулась к Фелисе, чтобы обнять… Девушка встретила ее хлестким ударом ладони и вскочила.
Золотинка отпрянула, щека горела.
Потупившись, парень поднял соскользнувший плащ и укрыл сумасшедшую, которая не замечала заботы. На груди ее забавлялся паучок: запускал пальцы-ножки в звенья цепи; занятый требующим сосредоточенности делом, он угомонился и оставил суетливые побежки.
— Не покидай Фелису, — сказала Золотинка стражнику. — Ждите Поглума.
Углубляясь в путаницу боковых ответвлений, Золотинка с Дракулой все реже встречали потерявшихся узников, которых направляли каждый раз к выходу, и вступили в область глухой тишины, где не было даже крыс и не капала, просачиваясь в неровных сводах, вода. Они отперли преграждавшую ход решетку, а за ней потом вторую, но сам перелаз из одного подземелья в другое выглядел по-иному: заделанная в стену плита, на которой висел полурассыпавшийся скелет.
— Для отводу глаз, — пояснил Дракула, с противным, чрезмерным скрипом выворачивая из плиты основание кольца. Под железным кольцом, зажимавшем обломленные кости скелета, открылась потайная скважина. — Посветите, царевна… светите лучше… У вас что, руки дрожат? — На эту неожиданную и сложную по происхождению мысль навели Дракулу, очевидно, чрезвычайные затруднения, которые он испытывал, пытаясь попасть ключом в скважину. — У вас есть оружие? — продолжал он расспрос после того, как с честью преодолел препятствия и угнездился в замке.
— А у вас?
— А где же ваш искрень?
— Я его потеряла, — призналась Золотинка.
— Вот как? — молвил он, изумляясь бровями. — В пользу кого, простите?
— Просто потеряла.
Под пристальным взглядом дворецкого Золотинка смешалась, чем и убедила его окончательно в своей неискренности.
— Как он выглядел, потерянный искрень? Может статься, мне тогда повезет?
— Вряд ли, — Золотинка покраснела еще больше.
— Вы не верите в счастливый случай? — Дракула действительно протрезвел. Иногда только как бы по старой памяти коснел языком, да вкладывал слишком много усердия в самые простые движения.