Потомок бога
Шрифт:
— Я тебе ноги сломаю! — прорычал старшекурсник, полыхнув глазами.
Но уже через миг он болезненно вскрикнул, поскольку пущенный мной поднос угодил ему в переносицу. Да прямо бортиком! Ай да я, ай да молодец!
Хрящ кадета хрустнул и заструилась кровь. А сам смертный покачнулся и хотел отставить ногу назад, чтобы удержать равновесие, но там стоял стул. Кадет навернулся через него и с воплем рухнул на плитку.
— Зарубите себе на носу! — процедил я, тяжелым взглядом пройдясь по старшекурсникам, ошарашенно распахнувшим рты. — Это не я с вами в одном общежитии,
— Завтра на арене в девять вечера, магия, — встал со стула высокий худой шатен с нашивками третьего курса и холодными, бесстрастными глазами человека не раз видевшего смерть. — Ответишь за свои слова или струсишь?
— Идет, — согласился я, хотя заключение дуэли прошло не по правилам.
Тотчас столовая ожила, будто кто-то включил громкость. Новички залопотали между особой. А среди старшекурсников побежали злорадные шепотки. Дескать, Барсов разорвет беспредельщика, то есть меня, на множество крошечных клочков, которые даже самые хилые муравьи смогут унести.
Однако все разговоры мигом прекратились, когда в столовую вошел мужчина в кителе и проревел командным голосом:
— Что тут у вас происходит?! Почему один кадет валяется на полу без сознания, а другой в крови?
— Они врезались друг в друга и упали, Игорь Викторович, — изогнул губы в усмешке Ратников.
— Сегодня чтобы больше никто друг в друга не врезался! — приказал мужчина, удивленно глядя на поверженных старшекурсников. Видимо, он ожидал увидеть на их месте новичков. — А этих в лазарет. Быстро!
Ратников многозначительно посмотрел на столик с первокурсника, и те сразу же вскочили. Шустро взяли за руки и за ноги бесчувственного бугая.
А второй урод сам встал с пола. Наградил меня убийственным взглядом и вышел вон. Новички с бесчувственным идиотом последовали за ним.
А я спокойно взял порцию еды и уселся за столик к своим соседям по комнате.
— Громов, ну вы даете… — протянул Стрижов и глянул на меня как на безумца.
— Для Александра это обычное воскресенье, — усмехнулся Румянцев.
А вот Толстой отправил-таки в рот ложку с кашей и сказал, словно ничего и не произошло:
— Суховата гречка, а мясо жестковато. Ну ничего, привыкну. Главное, чтобы порции были большие.
Я непроизвольно улыбнулся и с азартом принялся за обед, подумав, что Локи бы мной гордился. Он тоже любит быть в центре внимания.
Вся столовая обсуждала меня до самого конца обеда. И старшекурсники даже будто зауважали мою скромную персону. По крайней мере после обеда они обходили меня стороной.
Правда потом выяснилась истинная причина такого «уважения». Кто-то сказал Толстому, а он передал мне, что до дуэли меня запрещено трогать. Такие тут правила. Дескать, на дуэль я должен выйти живым и здоровым, чтобы все было честно.
— Ежели бы не это чудесное правило, то старшекурсники сегодня же устроили бы вам темную, Громов, — уверенно сказал Румянцев, присутствующий при этом разговоре, проходившем в нашей комнате.
—
— Пусть только попробуют, — сжал пудовый кулак Доброслав.
— Если ужин будет таким же скудным, как обед, то я их всех с удовольствием сожру. Пусть приходят, — пообещал Толстой, похлопав ладонью по объемному пузу, на котором натянулся китель.
Медные пуговицы держались из последних сил, как бог Гор в битве с Сетом — это ребята из египетского божественного пантеона.
Стрижов нервно улыбнулся и спросил у толстяка:
— А чем ваш род занимается?
— Пекарни, мукомольный завод, поля с пшеницей, — ответил тот и тяжело вздохнул, явно вспомнив хруст еще теплой, одуряюще пахнущей французской булочки. — Эх-х, надо было с собой взять побольше еды. Но я же не знал, что за территорию академии выпускают только по воскресеньям, а тут даже магазинов нет.
— Наверняка здесь есть люди, способные достать с «воли» все что угодно, — заметил сообразительный здоровяк Румянцев, потирая квадратный подбородок.
— Надо будет их найти, — оживился Толстой, проведя рукой по растрепавшимся волосам соломенного цвета.
— Контрабанда точно находится под контролем старшекурсников, а у нас с ними вышло недопонимание, — мрачно проговорил Стрижов, безрадостно глянув на Стену, виднеющуюся за окном.
— Думаю, они никого из вас троих не будут трогать как минимум до моей дуэли с Барсиком, — уверенно заявил я, вытащив из кармана телефон. — Я одолею его. А потом нас будут ждать чудесные дни обучения, наполненные радостью, комфортом и наслаждением. Мы же Добро? А Добро должно быть с чем?
— С кулаками, — ответил Румянцев.
— Но мы пойдем еще дальше. Добро должно быть не только с кулаками, а ещё с девочками и выпивкой.
— … И с хорошей едой, — вставил Толстой. — Гулять так гулять.
Доброслав весело улыбнулся.
Стрижов же глянул на меня как на сказочника. Едва пальцем у виска не покрутил.
Ничего, ничего, посмотрим, как ты будешь на меня смотреть через несколько дней.
Пока же я усмехнулся и написал Громову сообщение, пропитанное тоннами иронии: «Добрый день, дедушка. Надеюсь, у тебя все хорошо. У меня все замечательно. Академия чудесное место. Такое чудесное, что хочется вернуться домой к обычной жизни».
Ответ пришел буквально через пять минут. Громов уловил подтекст и написал: «Напоминаю о нашем уговоре. Также мне удалось узнать, что мой прадед Громов Петр Ильич владел „взрывом энергии“».
Помню, помню наш уговор. Два года в академии. Ну, если она за это время не рухнет от моих проделок. Я вон за первый день уже сколько всего успел сделать. И ведь еще не вечер.
Правда солнце уже клонилось к Стене.
А когда оно зашло за нее, на наш этаж пришли тренеры. Они приказали новичкам переодеться в спортивные костюмы, а потом повели нас на арену. Она не особо впечатлила меня. Песок, стены из блоков и единственная трибуна. У римлян арены были покруче.