Потомокъ. Князь мертвецов

Волынская Илона

«Такими глазами в прицел хорошо глядеть!» – мелькнуло в голове у Мити.

– Здравствуйте, Яков Исакыч! – не обращая внимания на издевательские титулования, поздоровался Урусов. На губах его играла улыбка.

Старый портной посмотрел на Урусова сквозь очки, потом поверх них и возмутился:

– Какое здоровье у старого больного еврея? Руки не держат… – Он протянул перед собой широкие, как лопата, лапищи. Такими грести хорошо. Или шеи сворачивать. – Ноги не ходят. – Он резко выбросил вперед ногу. – И глаза не видят совсем! – И, видно в подтверждение своих слов, поднял очки на лоб. – Так шо и вам, паны ясные, доброго

здоровьичка, как мне! – заключил он.

Пожелание после всего сказанного звучало двусмысленно.

– Что с нашей просьбой, Яков Исакыч? – Урусов оставался невозмутим.

– Ну шо вам сказать, так шоб хотя бы не совсем соврать… – Старик начал подниматься с кушетки – неспешно и как-то… угрожающе. Будто разворачивалась большая королевская кобра. Воздвигся едва не под потолок своей каморки, развернул широкие плечи… и тут же ссутулился, втянул голову и, тяжело припадая на ногу, похромал к трухлявому шкафу с отвисшей створкой. Добыл оттуда изрядный сверток и натужно поволок его к портновскому столу.

У Мити язык чесался сказать, что старик перепутал ноги, – на пути к шкафу он хромал на другую. Но портной бросил на него быстрый ехидный взгляд, Митя сжал губы в нитку и промолчал. Старик хмыкнул – непонятно, разочарованно или одобрительно, – и принялся разворачивать сверток. Беспомощно и нежно, как рука спящей девушки, свесился белоснежный рукав сорочки. Митя нервно сглотнул.

– Поглядел я то, шо вы мне принесли, паны ясные, и скажу вам, шо в вашем Петербурху таки умеют шить. А у нас тут таки умеют пороть. – Яков поднял на вытянутых руках изрезанную в бахрому спинку любимого Митиного жилета. – Не скажете, юноша, кто это у нас такой справжний казак, шо лучше за любого портного весь ваш гардероб перепорол, правда, немножко мимо швов? – Он выразительно потряс лохмотьями.

– В обмен, – сквозь зубы процедил Митя. Заткнуть бы этого остроумца, и не важно, словом или кулаком, но… У него в заложниках даже не Митин гардероб, а… надежда! Последние ее проблески! – Вы мне тоже что-нибудь интересное расскажете. По моему выбору.

Старый портной вернул очки на нос и посмотрел на Митю еще раз. Перевел взгляд на Урусова и укоризненно покачал головой:

– А говорили – из благородных, а так поглядишь – будто из сапожников! На ходу подметки режет!

К напоминаниям о дедушке-городовом Митя уже если не привык, то хотя бы притерпелся, но сапожник?

– На ходу подметки режут вовсе не сапожники, им это без надобности.

– О как! Тогда принимайте работу, паныч – полицейский сынок! – Яков решительно распотрошил сверток. – Шо сказать… Сорочек у вас было – как на дворовом кобеле блох…

Митя только моргнул – сорочек у него, конечно, было много, он на них половину своего содержания тратил. Но сравнивать сорочки от лучших столичных портных с блохами?

– Спас я три, и пусть мне хоть сам императорский портной харкнет в очи, если думает, шо справился бы лучше! – И старик принялся выкладывать на столе три и впрямь целые сорочки – одну за другой. И застыл рядом, как в почетном карауле.

Митя шагнул ближе – сердце его гулко билось. Протянул руку – ему потребовалась вся сила воли, чтобы пальцы не дрожали! – и вывернул воротник сорочки, вглядываясь в шов. Посмотрел… Не поверил глазам. Принялся лихорадочно перебирать ткань, разглядывая боковые швы, ухватился за манжеты… И поднял на старика полные ужаса глаза.

–

Вы что? – умирающим голосом спросил он. – На сорочку от Калина поставили ворот и манжеты сорочки от Генри?

– Тю! И шо? – удивился портной.

– Но… Это же Калин! – Митя потряс полой сорочки. – А это – Генри! – Он схватился за манжет.

– Теперича это старый Яшка Альшванг! А калины-малины или генри-шменри – то Яшке без разницы! Хотите – берите, шо получилось, не хотите – валите, откуда пришли! – Старый портной швырнул сорочку на кучу вещей, сунул руки в карманы и принялся покачиваться с носка на пятку, всем своим видом изображая безразличие.

– Берем, Исакыч, берем… По-моему, очень даже недурно выглядит. Ну что вы, право слово, Митенька! Будто никогда башку от одного кадавра [3] к другому не приставляли!

3

Оживленный мертвец.

– Никогда не делал кадавров, – с достоинством объявил тот. Действительно, не делал, только наблюдал, как кузены Моранычи их из разрозненных кусков тел собирали. – И сорочки – не кадавры!

Хотя эти, наверное, все-таки немножко кадавры… Митя уныло оглядел все три.

– Уж не знаю, жилетки показывать или не надо? Вдруг ясному панычу они тоже не зандравятся?

– Исакыч, не набивай цену – показывай!

– Ну глядите – может, вам нитки не такие или пуговицы не те, а только сделал, что мог! – Яков снова запустил руки в сверток… – Вот шо надо было делать с жилеткой, а? Целая же, как есть целая, а вид такой, будто вы, паныч, в ней в Днепре тонули! – Он просунул пальцы сквозь проймы и распялил на вытянутых руках последний бабушкин подарок – жилет с вышивкой.

– Не тонул.

– Так только, поныряли немножко! – саркастически прищурился Яков.

«Знал бы старик, как прав! И хорошо, что не знает…»

– Ежели думаете, что легко было его отчистить…

– Вы отлично справились! – облегченно выдохнул Митя.

Жилет снова поражал сдержанной красотой строгих линий в сочетании с неброской шелковистостью ниток вышивки. Митя почувствовал, как на губах его появляется улыбка. И даже то, что на втором жилете спинка была явно от одного, перед – от другого, а хлястик, при внимательном рассмотрении, скроен из двух, Митю не слишком огорчило. То ли потому что привык, то ли сидел жилет и впрямь недурно.

– О, тут, вижу, угодил старый Исакыч модному панычу! – Портной оскалил крупные желтые зубы, изображая улыбку. – А вот с сюртуком и впрямь сомнение имеется… Сюртуки-то пуще всего порубали – прям в лапшу. Шо за злыдня такое сделал? Кромсать-то зачем, продал бы мне – я б их фартовым толкнул по червонцу… – бормотал он, копаясь в тюке.

– Там каждый сюртук стоил от пятидесяти рублей, – глухим от ярости голосом выдал Митя.

– Кучеряво питерские портные живут… И шьют разнообразно – как я ни старался рукава от одного к другому приладить, не садятся, хоть ты наперстком убейся! Да и рукавов, чтоб совсем целых, не осталось, говорю ж, постарался, злыдня… Один сюртук я наладил, но тут такое дело… – Яков поскреб висок желтым прокуренным ногтем. – Был бы паныч приказчиком каким, сказал бы: носи и не морочь старому портному голову! А паныч – большого человека сын. Сыскареныш…