Потомокъ. Князь мертвецов
Шрифт:
– Исакыч, ну ты… – почти взвыл Урусов. – Митя, мы уйдем вместе!
– Не беспокойтесь, Петр Николаевич… – негромко протянул Митя, не отрывая взгляда от старика.
Он поискал, куда положить пакет с вещами, потом столь же неторопливо достал бумажник и принялся неспешно вынимать купюры. Его спокойные, плавные движения явно бесили портного, а самому Мите давали возможность подумать.
Вежливость. И этикет. То, о чем не имеет представления старик из низов, но в чем должен быть сведущ сын Кровной Княжны. Этикет – разящий меч, но он же и непробиваемый щит, альфа и омега общества, он позволяет сохранить хоть какие-то тайны, не допускает лишнего любопытства
– Я отлично доберусь домой сам, я ведь и впрямь не барышня, чтоб меня требовалось провожать, и не ребенок.
Глаза старика вспыхнули торжеством, он даже с ноги на ногу переминался от нетерпения.
– Благодарю вас, любезнейший… – Митя еще порылся в кошельке – уже без всякой нужды, исключительно для удовольствия понаблюдать, как изнывает старик. И наконец протянул деньги. – Вы были… – Любезны? Искусны в своем деле? – Вы меня… впечатлили. Весьма благодарен за помощь. Петр Николаевич, еще увидимся.
– Митя, не сердитесь! – принужденно улыбнулся Урусов, раздраженно косясь на портного.
– Что вы, Петр Николаевич, я вам очень благодарен! Всего доброго! – Митя взмахнул шляпой и вышел за дверь.
Хлопок створки не помешал ему расслышать сердитый голос Урусова:
– Дурак ты, Исакыч!
Митя усмехнулся: княжич – милейший человек, но теперь еще почувствует себя виноватым, а оттого станет вдвое милее. Митя быстро прошагал по коридору, взялся за ручку входной двери…
Требования этикета он удовлетворил целиком и полностью, а… как насчет зуда собственного любопытства? Старик-портной, вне всяких сомнений, связан со здешним «дном». Так было, так есть, так будет, пока ношеная одежда чего-то стоит, мазурики будут таскать ворованное «своим» портным на перелицовку. Но будь нынешние дела хоть сколько-нибудь незаконными, к Урусову бы старик не сунулся, да и так открыто при Мите говорить не стал. Так что стоит ли беспокоиться? Хотя-а-а… Портной осмелился нагличать, а здешний альв не желает на Митю шить… да что там, даже побеседовать не соизволил! Такое не может остаться безнаказанным.
Митя звучно потопал, хлопнул дверью, а сам остался внутри. Замер в темноте коридора, прислушиваясь. Из приоткрытой двери мастерской доносился гул голосов:
– …Так ждут же! В пятый раз присылают: где вы да когда будете! На лоскутья изошли паны ясные!
– Нетерпеливые паны уедут, а Митя Меркулов останется, – невинным тоном ответил Урусов.
– Батюшке наябедничает? – презрительно-настороженно буркнул Яков.
– Нет, – уверенно, будто знал Митю от рождения, отрезал Урусов.
– Тогда и ничего, – успокоенно хмыкнул портной.
– Ну-ну… Оптимист ты, Исакыч…
– Это чем вы меня, ваше благородие, обозвать изволили?
– Слово такое, от латинского языка происходит. Человек, который думает, что Мите Меркулову батюшка понадобится, если он тебя, дурака старого, наказать захочет.
В мастерской повисло мрачное молчание.
Лестно. И… неуместно. Конечно, высокое мнение настоящего Кровного, пусть даже малокровного княжича, а не полнокровного князя, заставляет чувствовать себя человеком значимым. Но нужно ли, чтоб каждый портной в этом городе знал, что он, Митя Меркулов, – опасен?
– Что ж… Пойдем, кто там так со мной повидаться жаждет, – снова раздался насмешливый голос Урусова, шаги…
Митя торопливо присел
– Аккуратней, ваше благородие, не споткнитесь, темень тут у нас.
– Да я-то не споткнусь, ты сам не убейся.
– Я привычный, каждый день тута… Ай-уй-юй! – Раздался гулкий стук, басовитое гудение и тяжелые прыжки вперемешку со сдавленной руганью – не иначе портной в темноте приложился об стоящее у стены древнее пианино. – Сюда… извольте… – сдавленным от боли голосом проскрипел он, и шаги удалились: уверенные и размеренные – Урусова, прихрамывающие и подскакивающие – Исакыча.
Митя выбрался из-за кучи ветоши, брезгливо встряхнулся и шагнул следом. Пол пронзительно скрипнул, хорошо, что в этот момент впереди хлопнула еще одна дверь и скрип потерялся в этом хлопке. Митя замер. Сапоги, что ли, снять? Ох и хорош он будет: со свертком чиненой одежды под мышкой с одной стороны и сапогами – с другой! Ну точно крестьянин, возвращающийся с заработков в родную деревню. Нет уж! Если его поймают… скажет, что вернулся узнать, когда будет готов второй сюртук, не застал никого в мастерской и пошел искать. Не поверят, конечно, но и усомниться не посмеют.
Митя неспешно двинулся по коридору, аккуратно обходя выставленную вдоль стен ветхую мебель.
Вторая дверь распахнулась беззвучно и так же беззвучно закрылась за спиной. Митя понял, что снова оказался в модном доме, – запахи изменились. Запах разогретых утюгов и мела остались, зато исчезла противно-маслянистая вонь ношеной одежды, сменившись ароматом пачулей [5] . Невдалеке пронзительно стрекотала машинка.
Мраморный пол гулко цокал под подошвами, и Митя пошел на цыпочках.
5
Тропическое растение, использовалось в парфюмерии, создании эфирных масел. Его листьями также перекладывали ткани для аромата.
«Красться по этому дому становится у меня традицией!» – мысленно хмыкнул он. Главное, труп снова не найти, его вполне устроят… убийцы.
Убийц было двое, и оба неторопливо поднимались на верхний этаж. Увы, хватать их не имело смысла – один наверняка Урусов, а второй… но Митя и без того не сомневался, что старый пройдоха связан с местным «дном». И всего-то два трупа на нем – да старик форменный скромник! Или слишком умен, чтоб самому кровью пачкаться? Хотя его поведение с Митей особого ума не выдает. Митя скользнул под лестницу, задрал голову, сквозь дубовые перила разглядывая, что происходит наверху.
Почти над головой у него прозвучали шаги, потом быстрый, отрывистый стук… Тут же распахнулась дверь – будто кто-то караулил прямо возле нее, и донесся негромкий голос Урусова:
– Господа… Маэстро Йоэль, рад вас видеть!
– Как лестно звучит! – ответил ему… вздох ветра… звон прохладного ручья по камням… свист серебряного клинка, ловящего солнечный луч… Ответил голос альва. – Благодарю.
– Так, а поди-ка ты отсюда, Йоська! Рюшки там пришей или еще чего… Тут дела серьезные, не для… маэстров. Да другим скажи, чтоб нас не беспокоили! – После голоса альва скрипучий козлетон старого портного звучал омерзительно, как вопль раскачивающейся на покосившемся заборе вороны.