Потоп (Книга II, Трилогия - 2)
Шрифт:
Отголоски этого ликования дошли наконец и до крепости. Весть о подведенных под монастырь и готовых взорваться минах с быстротой молнии разнеслась по валам. Испугались даже самые отважные. Женщины со слезами стали осаждать жилище приора; когда он показывался на минуту, они протягивали к нему детей и кричали:
– Не губи невинных! Кровь их падет на тебя!
И тот, кто был трусливей всех, тот храбрее всех приступал к нему, требуя, чтобы он не подвергал столь грозной опасности святыню, обитель Пресвятой Девы.
Для непреклонной души героя в монашеском одеянии наступили столь тяжкие и столь мучительные
Тогда ксендз Кордецкий вышел на монастырский двор и вот что сказал толпе, окружившей его плотным кольцом:
– Разве не дали мы клятву друг другу защищать святую обитель до последней капли крови? Истинно говорю вам: коль взорвут нас порохом, на воздух взлетит лишь немощная наша плоть, лишь бренные останки падут снова на землю, а души уже не воротятся!.. Небеса разверзнутся над ними, и внидут они в веселие и блаженство, как в море без границ. Иисус Христос примет их и Приснодева, и, как золотые пчелы, сядут они на ризу ее и в сиянии будут взирать на лик Господень…
Озарился тут этим сиянием лик самого приора, устремил он горе вдохновенные очи и продолжал с неземным покоем и благостью:
– Господи, Владыка небесный, ты зришь мое сердце и ведаешь, что не лгу я малым сим, когда говорю, что, если бы жаждал я лишь собственного блаженства, я бы руки простер к тебе и возопиял из глубины души моей: «Господи! Да свершится сие! Пусть будет порох, пусть взорвется он, ибо искуплю я такою смертью содеянные прегрешения, ибо в ней вечный покой, а раб твой изнурен трудами и весь изнемог…» Кто не пожелал бы такой награды за смерть без мучений, краткую, как мгновение ока, как молния, сверкнувшая в небе, после коей вечность неизменная, блаженство безграничное, радость бесконечная!..
Но ты повелел мне хранить обитель твою, и не волен я уйти; ты поставил меня на страже и влил в меня силу свою, и ведаю я, Господи, и зрю и чую, что когда бы вражеская злоба достигла даже порога костела сего, когда бы весь порох и всю смертоносную селитру сложили под ним, довольно мне осенить их крестом, дабы не взорвались они…
Тут он обратился к собравшимся и продолжал:
– Бог дал мне силу сию, и вы изгоните страх из ваших сердец! Дух мой проник сквозь землю и говорит вам: лгут ваши враги, нет под костелом порохового змея! Вы, люди робких сердец, вы, в ком страх заглушил веру, не заслужили того, чтобы еще сегодня войти в царство блаженства и покоя, стало быть, нет пороха под стопами вашими! Господь хочет спасти обитель сию, дабы, как Ноев ковчег, носилась она над потопом бедствий и невзгод, и именем Бога в третий раз говорю я вам: нет пороха под костелом! А коль я говорю его именем, кто посмеет перечить мне, кто отважится еще сомневаться?
Он умолк и смотрел на толпу монахов, шляхты и солдат. И такой непоколебимой верой, надеждой и силой
– Да будет благословенно имя Господне! Вот уж три дня толкуют они, что взорвут крепость, что же она не взрывается?
– Слава Пресвятой Деве! Что же она не взрывается? – повторили несколько голосов.
И тут всем было дивное знамение. Неожиданно шум крыльев раздался вокруг, и целые стаи зимних птиц появились на монастырском дворе, и все новые вереницы их летели из окрестных голодных деревень: серые хохлатые жаворонки, золотогрудые овсянки, убогие воробьи, зеленые синички, красные снегири усеяли гребни крыш, углы, косяки и карнизы костела; иные, трепеща крылышками и жалобно щебеча, пестрым венцом кружили над головою ксендза Кордецкого и словно милостыни просили, нимало не пугаясь людей. Изумились все, увидев это зрелище, ксендз же минуту молился, а потом сказал:
– Вот и пташки лесные слетаются под крыло Богородицы, а вы усомнились в ее могуществе?
Бодростью и надеждой преисполнились тут сердца, и монахи, бия себя в грудь, направились в костел, а солдаты на стены.
Женщины вышли посыпать корму пташкам, и те стали жадно клевать зерна.
Все решили, что появление маленьких лесных обитателей сулит им добро, а врагу – худо.
– Глубокие, знать, снега лежат, коль пташка, не глядя на выстрелы и рев пушек, жмется к жилью, – толковали между собою солдаты.
– Почему бегут они к нам от шведов?
– А потому, что самая убогая тварь и та разум имеет и может отличить врага от своего.
– Да нет! – возразил другой солдат. – Ведь и в шведском стане есть поляки. Просто голодно уже там и корма нет для лошадей.
– Что ж, оно и лучше! – промолвил третий. – Выходит, всё врут про порох.
– Как так? – хором спросили солдаты.
– Старики рассказывают, – ответил им товарищ, – что когда дом должен обвалиться, ласточки и воробьи, что весною свили гнезда под крышей, за два-три дня улетают прочь: такие они разумные твари, что наперед угадывают опасность. Вот и выходит, что не прилетели бы к нам птицы, когда бы под монастырем был порох.
– Смотри ты, неужто правда?
– Как аминь, что молитву вершит!
– Слава Пресвятой Богородице! Стало быть, плохи дела шведов!
В эту минуту у юго-западных ворот послышались звуки рожка, и все бросились поглядеть, кто это явился.
Это был шведский трубач, который привез из стана письмо.
Монахи тотчас собрались в советном покое. Письмо было от Вжещовича; граф предупреждал, что, если крепость не сдастся до наступления следующего дня, шведы взорвут ее.
Но даже те, кого прежде трепет клонил вниз, не поверили теперь этой угрозе.
– Пустые страхи! – кричали хором монахи и шляхта.
– Напишем, чтоб не жалели нас. Пускай взрывают!
Монахи и в самом деле дали Вжещовичу такой ответ.
Тем временем солдаты окружили трубача и смеялись в ответ на его угрозы.
– Ладно! – говорили они. – Чего вам жалеть нас! Скорее дух наш примут небеса!
А тот, кто вручал посланцу ответное письмо, сказал:
– Не тратьте попусту времени и слов! Вам самим есть нечего, а у нас, слава Богу, всего вдоволь. Даже птицы бегут от вас.