Потоп (Книга II, Трилогия - 2)
Шрифт:
– А второе? – спросил Мирский.
– Второе, – ответил Заглоба, – попадись мы только через какой-нибудь casus [57] ему в лапы, так он нам такого перцу задаст, что всем сорокам в Литве будет о чем стрекотать. Вы поглядите, что он писал в том письме, которое Ковальский вез к шведскому коменданту в Биржи, тогда узнаете пана воеводу виленского, коль скоро до сих пор его не знали!
С этими словами он расстегнул жупан, достал из-за пазухи письмо и протянул Мирскому.
57
случай (лат.).
– Да
Оказалось, что по-немецки знал немного один только Станислав Скшетуский, который часто ездил из дому в Торунь, но и тот по-писаному читать не умел.
– Так я вам tenor [58] расскажу, – сказал Заглоба. – Когда в Упите послали мы на луга за лошадьми, у меня было немного времени, и я велел притащить за пейсы еврея, который слывет там мудрецом, он-то, чуя саблю на затылке, и прочитал expedite [59] все, что там написано, и растолковал мне. Так вот пан гетман советует биржанскому коменданту и для блага его величества короля шведского приказывает, отослав сперва конвой, расстрелять всех нас без исключения, но так, чтобы слух об этом не распространился.
58
содержание (лат.).
59
легко, скоро (лат.).
Полковники руками всплеснули, один только Мирский покачал головой и промолвил:
– Я-то его знаю, и странно мне было, просто понять я не мог, как это он нас выпускает живыми из Кейдан. Видно, были на то причины, которых мы не знаем, что не мог он сам приговорить нас к смерти.
– Не опасался ли он людской молвы?
– И то может быть.
– Удивительно, однако, какой злой человек! – заметил маленький рыцарь. – Ведь не хвалясь скажу, что совсем недавно мы вдвоем с Ганхофом спасли ему жизнь.
– А я сперва у его отца, а теперь вот у него уже тридцать пять лет служу! – сказал Станкевич.
– Страшный человек! – прибавил Станислав Скшетуский.
– Так вот такому лучше в пасть не лезть! – решил Заглоба. – Ну его к дьяволу! Не будем мы ввязываться в бой с ним, зато имения, которые встретятся нам по дороге, accurate [60] ему разорим. Идемте к витебскому воеводе, чтобы защита у нас была и господин над нами, а по дороге будем брать, что удастся, из кладовых, конюшен, хлевов, амбаров и погребов. Очень мне это улыбается, и уж будьте уверены, тут я никому не дам опередить себя. Денег в имениях раздобудем – так тоже с собой прихватим. Чем богаче мы будем, когда явимся к витебскому воеводе, тем ласковей он нас примет.
60
исправно (лат.).
– Он и без того нас ласково примет, – возразил Оскерко. – Однако дельный это совет идти к нему, лучше сейчас ничего не придумаешь.
– Все
– Святая правда! – воскликнул пан Михал. – Стало быть, к воеводе витебскому! Пусть же будет он тем вождем, о котором мы просили Бога.
– Аминь! – сказали остальные.
Некоторое время рыцари ехали в молчании, наконец пан Михал заерзал в своем седле.
– А не потрепать ли нам где-нибудь по дороге шведов? – спросил он наконец, глядя на своих товарищей.
– Мой совет такой: встретится случай, так почему же не потрепать? – ответил Станкевич. – Радзивилл, наверно, внушил шведам, что у него вся Литва под пятой и что все охотно предают Яна Казимира, так пусть же выйдет наружу, что это неправда.
– Верно! – воскликнул Мирский. – Попадется по дороге какой-нибудь отряд – растоптать его. Я согласен и с тем, что на самого князя нападать не следует, не выдержим мы. Великий это воитель! Но, не ввязываясь в бой, стоило бы дня два повертеться около Кейдан.
– Чтобы разорить его имения? – спросил Заглоба.
– Нет! Чтобы людей собрать побольше. К нам примкнет моя хоругвь и пана Станкевича. А если они обе уже разбиты, что весьма возможно, так и тогда солдаты поодиночке будут приставать к нам. Да и из шляхты тоже кое-кто присоединится. Больше людей приведем к пану Сапеге, и ему легче будет что-нибудь предпринять.
Расчет и в самом деле был правильный, и первым доказательством тому могли послужить драгуны пана Роха, которые все, за исключением его самого, без колебаний перешли к пану Михалу. В рядах радзивилловских войск таких людей могло найтись немало. Можно было к тому же надеяться, что при первом ударе по шведам в Жмуди вспыхнет всеобщее восстание.
Володыёвский решил поэтому двинуться в ночь по направлению к Поневежу, в окрестностях Упиты привлечь еще в хоругвь лауданцев, сколько удастся, а затем углубиться в Роговскую пущу, куда, как он предполагал, будут скрываться остатки разбитых Радзивиллом хоругвей. А пока он остановился на отдых на берегу реки Лавечи, чтобы дать подкрепиться людям и покормить лошадей.
Там они простояли до самой ночи, выглядывая из зарослей орешника на дорогу, по которой тянулись все новые и новые толпы крестьян, бежавших в леса от нашествия шведов.
Солдаты, которых Володыёвский время от времени посылал на дорогу, приводили к нему отдельных крестьян, но разузнать от них о шведах удалось немного.
Перепуганные насмерть крестьяне твердили только, что шведы вот-вот придут, но объяснить что-нибудь толком не могли.
Когда совсем стемнело, Володыёвский приказал садиться по коням, но не успели люди тронуться в путь, как до слуха их долетел довольно явственный колокольный звон.
– В чем дело? – спросил Заглоба. – К вечерне слишком поздно.
Володыёвский минуту напряженно прислушивался.
– Это набат! – сказал он.
Затем поехал вдоль шеренги.
– Не знает ли кто из вас, – спросил он у солдат, – что за деревня или городок в той стороне?
– Клеваны, пан полковник! – ответил один из Гостевичей. – Мы туда поташ возим.
– Вы слышите звон?
– Слышим! Что-то там стряслось!
Пан Михал кивнул трубачу, и вскоре тихий звук рожка раздался в темных зарослях. Хоругвь тронулась вперед.
Глаза всех были устремлены туда, откуда все громче доносился набат, и недаром люди глядели в темноту: вскоре на горизонте блеснул красный свет и стал разгораться с каждой минутой.