Потоп
Шрифт:
Из горла его вырвался хриплый стон. Он перегнулся, схватил её и прижался губами к её рту. Кончики её пальцев всё ещё лежали на его щеках и подбородке… Потом он обнял её и, не владея собой, отчаянно уткнулся лицом ей в грудь, прижав губы к хрустящей ткани блузки. Пальцы её легко ощупывали его голову под короткими, редеющими волосами.
Белая лакированная сумочка и шляпа соскользнули на пол.
Прижимаясь лицом к тонкой хрустящей материи, он закрыл глаза и старался расслышать, как бьётся её сердце. В какой-то момент в этой темноте до него донеслось
Потом он сказал, всё так же уткнувшись в ткань, уже влажную от его губ, от его дыхания:
— Ну скажи «да».
Она не ответила. Пальцы медленно, мягко скользили, ощупывая его череп.
— Ну скажи «да», — повторил он хрипло.
Мгновение спустя он услышал её голос, далёкий, недоумевающий, неторопливый, словно в раздумье:
— Вот уж не думала. Вот уж не думала, что так будет. Так будет со мной.
Он рывком поднял голову и посмотрел в спокойные глаза.
— Послушайте, — сказал он, — поедемте со мной? Сейчас. Поедем сейчас?
Она повернулась, вытянула правую руку. Нашла его левую. Взяла её своими обеими, старательно расправила пальцы и прижала их к вырезу блузки, где открывалась впадина между выпуклостями груди. Улыбка её была как легчайшее дуновение воздуха, оживлявшее гладь воды.
Когда они выехали на шоссе, Бред подвёл машину к аптеке Биллтауна и, не выключая мотора, забежал туда. Выйдя, он молча сел за руль. Она тоже ничего не сказала.
А вот и он — Бубенчик. Вот он стоит — одна нога красная, другая жёлтая, камзол из детской сказки, — ковыряется в бензоколонке. Бредуэлл Толливер поставил машину правее колонки. Бубенчик неторопливо подошёл к ним.
— Да-с, сэр? — произнёс он с идиотской ухмылкой.
— Я везу жену к доктору в Нашвилл, — вылезая из машины, сказал Бред. — Но у неё новый приступ. Ей надо прилечь. Поскорее устройте нас, пожалуйста!
— Да-с, сэр, вам надо сперва сходить в контору. К мистеру Буррусу, он…
— Ложись, — приказал Бред Леонтине, — приляг на минутку.
Пройдя шагов сорок до двери в контору, он оглянулся. Леонтина откинулась на сиденье. Ему не было видно, открыты ли у неё глаза. Бубенчик с необычайной старательностью обтирал ветровое стекло.
Мистер Буррус — приземистый, как жаба, жирный, жёлтый, как от желтухи, лысый, с редкими чёрными волосиками, прилипшими к потному жёлтому черепу, — явно не мог собраться с силами, чтобы стереть каплю пота, дрожавшую на стекле очков, но всё же сделал усилие и пододвинул к посетителю ручку и регистрационный листок. Бредуэлл Толливер нацарапал нечто похожее на Реффилл Телфер, Лос-Анджелеси вернул ему листок.
— Четырнадцать долларов, — сказал мистер Буррус.
Передавая бумажки в десять и пять долларов, Бред сказал:
— Дайте, пожалуйста, сдачу мелочью. У жены приступ, мне надо позвонить в Нашвилл, сказать доктору, что мы запоздаем.
— Всё равно четырнадцать долларов, даже если вы пробудете четверть часа.
— Я же вам дал пятнадцать, — сказал Бред. —
В конце концов он получил сдачу. Монеты были склизкими от потных ладоней мистера Бурруса. Бред подошёл к стенному автомату, опустил монеты и, сделав вид, будто звонит в Нашвилл, сунул ещё сорок центов, а когда его соединили с несуществующей приёмной, объяснил положение несуществующей секретарше и повесил трубку.
Когда он отошёл он телефона, мистер Буррус сообщил:
— У нас есть лёд и крепкие напитки.
— Спасибо, не надо.
— Лёд бесплатно. За напитки надо платить.
— Нет, спасибо, — повторил Бред и, зажав в руке ключ, почти бегом кинулся к машине, где в своей кромешной тьме его ждала Леонтина, а Бубенчик с необычайным старанием тёр ветровое стекло.
Бред отдал ключ Бубенчику, сказал Леонтине, чтобы она на него оперлась, провёл её к «Шоколадному коттеджу» позади «Пряничного домика», а когда Бубенчик отпер дверь, ввёл её в комнату и, пока тот поправлял жалюзи, включал кондиционер, телевизор и ночник под розовым абажуром, пододвинул к кровати кресло и усадил её туда.
Надо ли принести чемодан, спросил Бубенчик, и Бред ответил, что не надо, он хочет поскорее устроить даму поудобнее, на что Бубенчик сказал:
— Да-с, сэр, удобней…
Он показал на никелированный ящик на столике возле кровати с красной кнопкой и отверстием, над которым красными буквами было написано: «Только монеты в 25 центов».
— Да-с, сэр, — ткнул в него пальцем Бубенчик. — Вот, удобнее не бывает.
— Что? — спросил Бред.
— Разве не видали вывеску — там же написано. У нас она первая на всём Юге, кровать с массажем. Электрическая. Швырк, шварк, вверх, вниз. Качает, мотает. Аж за нутро берёт. Не видали, что ли, вывеску? — И не дожидаясь ответа: — А знаете, как её прозвали? Мечта лентяя! Ха-ха! — Он одарил его красивой дурацкой улыбкой.
— Ради Бога… — начал было Бред, но сдержался.
— А всего-навсего четвертак, — сообщил Бубенчик. — Швырк, шварк…
— Ради Бога! Спасибо. Спасибо. Моя жена…
— Ну да, устройте её удобнее. Кровать электрическая… — Перехватив взгляд, осёкся. Но набравшись духу, заговорил снова: — У нас есть лёд и напитки. Лёд бесплатный.
— Не надо, спасибо, — пробормотал Бред и сунул ему долларовую бумажку.
Когда Бубенчик вышел, он шагнул, запер дверь на задвижку и прижался к ней лбом. Вот болван, думал он, что этот болван наделал, зачем он сюда припёрся? Сердце у него глухо, неровно стучало. Немного погодя он, не оборачиваясь, опустил жалюзи большого окна. Потом повернулся.
На зелёном ковре у низкой стандартной кровати жёлтого дерева, покрытой розовым вязаным покрывалом, ещё более розовым от лампы под розовым абажуром, неподвижно стояла, сложив на талии руки, Леонтина Партл. Она поднялась с кресла, как только он повернулся к ней спиной. За ней в другом конце комнаты чёрно-бело мерцал плохо настроенный телевизор; из него звучали далёкие отчаянные крики — казалось, их испускают глотки, которые постепенно забивают глиной.
На мгновение Бред усомнился, — он ли это, Бредуэлл Толливер, стоит здесь, в комнате мотеля «Семь гномов» в штате Теннесси, с этой увечной и малознакомой особой в ярко-голубой юбке и белых, чересчур остроносых туфлях, которая так терпеливо его ждёт. Потом, не глядя на неё, пересёк комнату и выключил телевизор.