Потрясатель Тверди

Мазин Александр Владимирович

«Если отец всерьез начнет искать меня, — подумал Санти, — ему понадобится не меньше менса. Конечно, Тилон добьется своего. Особенно если отважный Саннон поможет. Все знают: у Начальника Гавани — высокий покровитель. Документ с подписью ситанга Саннон запросто добудет для отца. А здорово будет, если Начальник ангмарского Порта самолично явится за мной!» И все же Санти не хотелось бы так сразу покинуть замок. Иногда здесь страшновато, но Владение — чудесное место. А Дворец… Эх, хорошо бы найти кого-нибудь, кто побродил бы с ним по Дворцу! Может, сама антассио сонанга? Но Владычица ни разу не говорила с ним со времени их первой встречи. Нет,

чем дальше Санти здесь жил, тем меньше понимал. Но ему тут нравилось. И это было — Приключение!

Вспахивая темно-голубую воду, трехмачтовый кумарон под снежно-белыми парусами вырвался из пролива в просторы Срединного Моря. Вслед за ним вышли три других корабля Самита.

Дул ровный свежий ветер. Кумароны с силой вспахивали воду, карабкались на беловерхие гребни. Борта их скрипели, палубы кренились вверх-вниз от носовой качки. Приближался шторм, но суда шли на всех парусах. Они спешили отойти подальше от скалистых берегов, подальше от изобилующих подводными скалами мелей.

Мара стояла у самого носа кумарона, держась руками за ванты. Когда корабль соскальзывал с волны, белая пена захлестывала кумарон почти до колен носовой фигуры, изображающей Тора. При этом ноги девушки едва не отрывались от палубы, а соленые брызги ливнем обрушивались на нее. Одежда ее была мокрехонька и прилипла к телу. Мара дрожала, но не от холода. От наслаждения: вот так стоять перед раскачивающимся морем, глотать его воздух — и не бояться!

Кто-то взял ее за руку.

Мара оглянулась: рядом стоял Самит. На нем был блестящий кожаный плащ с откинутым капюшоном.

— Иди вниз, девушка! — крикнул он ей в самое ухо. — Будет шторм!

Мара помотала головой.

— Я еще постою! — крикнула она в ответ.

— Минту!

Матросы уже карабкались по реям — убирали паруса.

— Смотри туда! — закричал Самит, показывая на небо справа от корабля.

Мара подняла голову и увидела двух бронзовых драконов. Медленно взмахивая крыльями, они уходили в сторону Моррана, навстречу надвигающейся буре.

— Куда они? — крикнула Мара. — Разве они не боятся шторма?

— Боятся! Но, думаю, на них всадники, которые знают, куда летят!

— Может, они возвращаются в Храм? — Мара, как любая конгская девочка, когда-то мечтала стать дракоэлой, жрицей на бронзовокрылом.

— Может!

Черная дымная туша бури навалилась на Таир и проглотила его. Тень ее упала на кумарон, и сразу стало холодно. Особенно Маре в ее промокшей тонкой одежде.

— Вниз! Вниз, девушка! — громко закричал Самит, увлекая Мару к палубному люку.

Крышка захлопнулась и отрезала грохот волн, низкий гул ветра. Остался только скрип корпуса и мерные удары в днище и борта. Полутемным узким коридорчиком, освещаемым раскачивающейся лампой, пробралась Мара к своей каюте, крохотной, шесть на пять минов каморке, зажгла масляную лампу.

Она сбросила с себя мокрую одежду и вытерлась. Подвесная койка, служившая ей постелью, поскрипывала, раскачивалась на тяжах. Мара взяла хрустальный флакончик с густым золотисто-коричневым маслом. Привычными, плавными и сильными движениями ладони она принялась втирать теплое масло в кожу груди, живота, бедер. Сладкий аромат вечерних цветов Конга наполнил крохотную каюту. Постепенно тело Мары становилось блестящим, порозовело.

Мара взяла другой флакон, поменьше, зажала между колен зеркальце и занялась своим лицом. Шторм снаружи свирепел. Кумарон болтало,

и Маре пришлось одной рукой взяться за тяж койки. Когда очередная волна обрушивалась на судно, корпус его издавал жалобный, протяжный стон. Мара, первый раз оказавшаяся на морском корабле, тем не менее отлично переносила качку. Ей даже нравилось, что койка ее раскачивается, будто качели, а стены каюты меняются местами с полом и потолком. Она немного побаивалась, что может погаснуть светильник, но он не погас, только раскачивался со скрипом на короткой цепи. Волны били кумарон — звук напоминал удары по деревянной бочке огромной дубиной.

«Если волны разобьют корабль? — думала Мара. — Нет, не может быть. Кораблей так много, и они так редко тонут от штормов. А северные кумароны — самые лучшие… Нет, боги не допустят, чтоб я утонула! Они сделали меня красивой, чтоб я жила!»

Мара с удовольствием представила, как сходит с корабля в Нетоне и взгляды мужчин, всех мужчин вокруг, встречают ее…

— Нетон! — прошептала она. — Руна, Аэлла…

Названия северных городов были музыкой.

«А этот Самит тоже влюбился в меня, — подумала Мара. — Хоть он и старик. Хорошо. Он богат, этот купец. Интересно, знает ли он о маленьком отличии, что делает кое-кого из женщин Конга неприступными? Наверное, знает. Северяне — красивые! — И тут перед ней возникло лицо Нила. — Ну, многие из них красивы!» — поправила она себя.

Мара легла на спину. Низкий светло-розовый потолок раскачивался над ней. К сетке вентиляционного отверстия прилип белый пух. В каюте было жарко. Капельки пота крохотными росинками блестели на гладкой коже. Мара не стала одеваться. Если кто-нибудь войдет, пусть… посмотрит. Мара представила, как в каюту заглядывает Самит… Нет! Лучше кто-нибудь из матросов: «Госпожа не желает пообедать?» «Нет, госпожа не желает!» И повернуться так, чтоб спина изогнулась, как у кошки-миуры, когда та поднимает хвост. А груди чтоб касались сосками ложа и казались сочными и тяжелыми, как золотистые плоды аисдрео…

Койка мерно раскачивалась под ней, и убаюканная Мара погрузилась в сон, тем более теплый и томный оттого, что снаружи уже вовсю разыгралась буря.

Желтый корпус сиасы стремительно разрезал голубую воду.

— Держи вот здесь! — приказал кормчий. Санти изо всех сил вцепился в фал, натянувшийся, как струна, едва старик сдвинул румпель. Сиаса почти легла бортом на воду.

— Тяни же, тяни! — закричал Хорон. — Тяни, прободи тебя Тор!

Санти всем весом навалился на фал, и сиаса немного выпрямилась.

— Торион! — похвалил кормчий. — Еще немного — станешь заправским матросом!

Санти покраснел от удовольствия. Казалось бы, что ему похвала какого-то «озерного капитана»? Однако ж приятно!

— Хорон, — спросил юноша. — Говорят, ты плавал на настоящем ангуне?

— Плавал! — возмутился старик. — Я был кормчим военного судна! — Он выплюнул за борт комок хурума [31] .

— И ты оставил море? — удивился Санти.

— Оставил! Нет! Оно меня оставило! Гляди! — Хорон задрал безрукавку и показал длинный красный бугор шрама, пересекающий живот наискось от левого подреберья до выпирающей тазовой кости.

31

Хурум — жвачка, слабый наркотик.