Потрясающие истории из жизни

Тарасов Сергей

Осталось подождать электропоезд. Он не торопился, и приехал только через два часа. Обрадованные пассажиры расселись вагонам, и я, наконец-то покинул эту опасную станцию, совершенно невредимый, но замерзший. Зато живой.

До Шали я добрался только в девять часов вечера, и мне надо было пождать утренней электрички. Хорошо, что магазин работал, и я в нем с голодухи накупил массу вкусных вещей. Время за непрерывным обедом шло незаметно, и я покончил с купленными продуктами уже ночью следующего дня. На сытый желудок хорошо дремалось, и я проспал всю оставшуюся ночь, до самого утра.

Мне никогда не нравилась Шаля, особенно когда надо было проводить

ночь на вокзале этого поселка. Но это был кратчайший путь домой, и мне пришлось третью ночь за несколько лет проводить на этом вокзале. Самая плохая ночь была вторая – ко мне пристала местная шпана, и я с трудом от нее отвязался ночью, пожертвовав при этом несколькими сигаретами из последней моей пачки.

Один из них, правда, вернулся утром, и предложил мне поспать у него в гостях. При этом он старался держаться подальше от видеокамеры, установленной на перроне. Я отклонил его приглашение. Ему самому надоело мерзнуть на продуваемом ветром перроне, и он, в конце концов, ушел один. В тот раз я дал себе клятву не ночевать на этой станции, но вот, опять пришлось.

Домой я добрался только в середине дня. Электричка меня везла в Екатеринбург, и с каждым километром мне становилось теплее на душе. Не знаю, что лучше – уезжать из родного города в очередное путешествие по незнакомым городам, или возвращаться…

Борьба с соседями

Родители наши старели, и мы с Левой помогали им, чем могли – приезжали в гости и находили какую-нибудь работу в доме, в котором они жили. Работа всегда находилась, и мы постоянно в нем что-то делали – пилили, строгали, копали и красили. Я накануне развелся с очередной женой и жил в родительском доме, в одной из комнат. Окна выходили на соседский дом, в котором жила моя двоюродная сестра с мужем и взрослым сыном. Сестра с мужем уже давно жила в городской квартире, а в этом доме постоянно жил ее сын. Он решил завести себе собаку – для души и для охраны дома.

Собака росла быстро, и скоро превратилась в огромного пса, около метра в холке. Днем она сидела в своей конуре, а по ночам разгуливала в своем проулке перед будкой, прямо у нашего огороженного забором огорода. Я не знаю, какая у собаки была порода, скорее всего это была кавказская овчарка. Скоро она стала по ночам от скуки лаять: начинала свой концерт в начале одиннадцати вечера и с небольшими перерывами продолжала лаять до пяти часов утра. Я спал всегда чутко, просыпался от этого, и этот постоянный ночной лай мне мешал выспаться.

В одну из ночей я вышел в огород, подошел к забору и стал ей выговаривать, что уже ночь, завтра наступить очередной рабочий день, и если я не высплюсь, то могу сделать брак на своей работе. Собака выслушала меня очень внимательно, но как только я забрался в свою кровать, она продолжила свой ночной концерт. Мне пришлось снова прогуляться морозной ночью в одних трусах в огород и провести с ней беседу еще раз. Потом вернулся в дом, зашел на кухню и прислушался – с улицы снова раздавался гав, гав и гав.

Я попил водички, надел куртку, шапку и варежки, по дороге в огород захватил из поленницы пару поленьев и спрятался за теплицей. Как только она снова залаяла, кинул в нее увесистое полено, а потом, когда она спряталась в свою конуру, еще одно. Последнее полено попало прямо в конуру, и я обрадовался – каждому живому существу на земле не нравиться, когда в его дом попадают такие увесистые снаряды. Она сидела в своей конуре и молчала,– видимо поняла, за что в ее конуру летят один за

другим поленья.

В эту ночь я ее не больше слышал и спал хорошо, до самого утра. Проснулся, позавтракал и отправился на работу. Вечером, после работы я опять услышал лай, вышел в огород и швырнул в ее конуру пару досок. Собачий лай тут же прекратился, и я удовлетворённый наступившей тишиной, отправился спать. Но среди ночи ей стало так одиноко на своем посту, что она решила полаять. Я слушал ее около получаса, но потом не выдержал, вышел и кинул в нее пару поленьев.

На следующий вечер, когда она начала гавкать, я решил, что пора разбудить хозяина этого пса и поговорить с ним: встал в своем огороде прямо перед соседским домом и стал кричать его по имени. Кричал долго, пока он не проснулся и высунул свою голову в окно. Тогда я ему высказал, что думаю о его четвероногом друге и его ночном лае. Он, видимо спал в комнате, которая выходила окнами на противоположную сторону, и совсем не слышал лая своей собаки. Он начал оправдываться, а потом заявил, что он завел не какую-то болонку, а специально такого пса, чтобы он охранял дом. Поговорили таким образом, и разошлись по своим кроватям.

Он не слышал лая своей собаки, и я всю зиму воспитывал по ночам этого неграмотного пса: кидал по его конуре полена и доски и тогда он до утра замолкал. Днем он мог лаять сколь угодно, я не обращал на него внимания, но ночью старался, чтобы он и пасти своей не открывал. Я спал в комнате, окна которой выходили на улицу, а окна комнаты, где спали мои родители, выходили в огород, и им был слышан любой шорох, не говоря о таком громком лае.

В самом конце зимы пес стал прятаться от меня по ночам, когда разбуженным лаем я открывал калитку с очередным поленом, и кидал его в будку, где он прятался от справедливого наказания. Утром хозяин собаки перекидывал в мой огород поленья и доски, а однажды попал в теплицу и разбил стекло. Но моя учеба стала приносить плоды – лай если не прекратился совсем, то уменьшился до минимума, а если я открывал форточку в окне, которое выходило в огород, то пес прятался в будку и там недовольно брехал, в свое удовольствие.

Прошло лето, зима, и однажды этот здоровенный охранник умер, прямо на своем посту, ночью. Я нашел его на помойке, в лесу, когда шел мимо за грибами. Он был завернут в старый ковер, из-под которого торчал лишь его короткий хвост. Я снял свою кепку и почтил его минутой молчания.

После него у соседей не было долго собаки. Очередная подружка этого соседского парня привозила с собой маленькую собачку, и иногда оставляла ее на несколько дней. Когда я выходил собирать ягоды, или занимался прополкой сорняков, она сначала гавкала на меня, но скоро привыкла и иногда смотрела, как я работаю. Она была не болонка, но размерами такая же маленькая, и смышленая, судя по ее глазам.

Одна соседская проблема исчезла, но ей на смену появилась другая: я вышел после очередного снегопада в огород, и в одном его углу, там, где росла клубника, громадную кучу снега, – соседу, который убирал снег в своем дворе, некуда его было девать, и он решил эту задачу просто – перекидал снег ко мне в огород, и решил, что на этом вся его уборка снега сегодня закончилась. Но он ошибался, так я взял лопату и целых полчаса перекидывал снег на его территорию, стараясь при этом закопать его дверь и проход. После того, как я перекидал снег обратно, в этом углу огорода остался сугроб, который и был раньше, до снегопада. Было одиннадцать часов вечера, и я, закончив работу, пошел на кухню ужинать.