Потрясающие открытия Лёшки Скворешникова.
Шрифт:
— А что, если, — таинственно зашептал я, — у нас же дома? На чердаке? Никто не догадается — раз у себя!
Глаза у Мишки загорелись:
— Вот это здорово!
Потихоньку, на цыпочках, мы влезли на чердак.
Темно. В полукруг слухового окна вписан месяц. Сейчас он похож на пламя свечи или на большую желтую запятую. Я включил фонарь и пошарил лучом по чердаку. Белье, балки, трубы, ведра, щетки...
— Да тише вы, — зашипел я и показал пальцем на пол. Там, под нами, моя бабка. У других бабки —
— Чего?.. Трусишь? — вскипел Мишка. — Думаешь, мои не слышат?
— Так вы же этажом ниже живете.
— Да замолчите! — сказала Галка.
Мы забрались в угол, за печную трубу.
Свет фонаря выхватил из тьмы детскую коляску с потрепанными книгами и кучу старой соломы. Мы порылись в книгах: «Приключения Гекльберри Финна», «Отелло», «Кому на Руси жить хорошо», «Справочник шофера первого класса», «Как солить огурцы»...
— Завтра почитаю, — невесело улыбнулся Мишка.
Обшарив чердак, мы нашли старое дырявое одеяло и какие-то разноцветные половики.
— Не замерзнешь, — сказал я, дрожа от холода. — Пальто у тебя-то толстенное. А завтра я телогрейку постараюсь подкинуть. Авось не заметят.
— Ну, мы пойдем, — смущенно поежилась Галка. — А поесть, может, принесем, а может, и нет. Вдруг не пустят. Поздно. Знаешь моего папу? Его даже студенты боятся...
— Не пустят, — подтвердил я. — Сейчас уже, наверное, восемь. Ты потерпи... Вот фонарик возьми, на всякий случай.
В этот вечер Мишка так и не поел. Галку, конечно, никуда не пустили. А меня крепко обругали за то, что сразу домой не пришел, и тотчас же засадили учить уроки. Натаскивают! Видно, хотят из меня профессора сделать.
Весь вечер в нашем доме царил переполох. Прибегала Мишкина мать и спрашивала, не знаю ли я, где Мишка. Но я не сдавался и твердил, что ничего не знаю. Даже мои родители поверили. И Мишкины родители оставили меня в покое и начали расспрашивать других соседей и милицию.
— До милиции дело дошло! — так и сказала мне мать. — Смотри у меня!
Мишку так в этот вечер и не нашли. Знали бы они, что он сидит у нас на чердаке.
Рано утром, еще за час до школы, я выскочил на лестничную клетку с пухлым газетным свертком в руках и тихо свистнул. Тотчас же в квадрате чердачного люка появилась взъерошенная Мишкина голова: он уже ждал. Я кинул ему сверток.
Затем снизу притопала Галка — словно сговорились! — и тоже кинула Мишке огромный бумажный пакет. Из пакета выскочило яблоко и упало в лестничный пролет.
Мы с Галкой помчались вниз, на улицу, и чуть не столкнулись с дворником дядей Васей. Он задумчиво вертел в руках яблоко.
— Ваше? — спросил он.
Галка кивнула.
Дядя Вася отдал ей яблоко и направился наверх.
— Куда это он? — тревожно спросила Галка.
Мы
— Дядя Вася, вы это... что? — робко спросила
Галка.
— Там белье висит, — сказал дворник. — Мало ли что может быть... Вот я замок и повесил... Если кому ключ понадобится — он у меня...
— Как же так?! — начал я.
Но дворник уже спустился по лестнице и вышел из подъезда.
Мы тоже стали спускаться.
И вдруг разом остановились. Навстречу нам шли наш учитель Фэдэ — Федор Дмитриевич, — милиционер и Мишкина мать.
— Андрианова и ты, Скворешников, идите сюда, — сказал нам Фэдэ.
— Ты же знаешь, куда он спрятался! — тихо сказала мне Мишкина мать и заплакала.
— Ну что вы, Мария Сергеевна, — мягко проговорил Фэдэ. — Посидите внизу на лавочке, а мы разберемся... Успокойтесь.
— Спокойно, мамаша. Все будет в порядке! — пробасил милиционер.
— Мама дома, Скворешников? — строго спросил Фэдэ.
— Дома...
— Ну, пошли...
Дверь открыла моя мать. Увидев милиционера, она испугалась:
— Ах! Что он там еще натворил...
— Извините, — перебил ее милиционер. — К вам можно?
Мать машинально посторонилась. Все прошли в гостиную. Милиционер снял фуражку.
— Понимаете, Анна Ивановна, Миша исчез, — начал Фэдэ. — Он не ночевал дома...
— Не знаю, — растерялась мать. — Я совсем ничего не знаю... Вчера его искали, правда... — и она окончательно смутилась.
— Так-так, — пробормотал милиционер. — Ну что ж... Идемте...
— Одну минутку, — сказал Фэдэ.
Милиционер сел.
— Ребята, вы знаете, где он? Только честно.
— Не знаю, — буркнула Галка.
— А может, он в небоскребе? — сказал я. Мне хотелось увести их отсюда...
Федор Дмитриевич остался внизу с Мишкиной матерью. В «главный штаб» с нами полез милиционер.
— Неплохо. Сами делали? — с уважением спросил он, посмотрев на наш богатый арсенал, и раз-улыбался: — Вот и у меня растет такой же.
Потом милиционер крякнул и официально спросил:
— Значит, не знаете, ребята?
— Не знаем, — ответил я.
— Незнаем, — ответила Галка.
Спустились вниз.
— Ну что ж, найдем, — обнадеживающе пробасил милиционер. — Обязательно найдем. До свидания. Вечером позвоните в отделение.
Он отдал честь и ушел. Мишкина мать еще пуще залилась слезами.
Мы с Галкой засопели. Нам стало жаль ее. «Но предать товарища — последнее дело!» — подумал каждый из нас, с подозрением поглядывая друг на друга.
В школе звеньевая Зинка Ермолаева несколько раз приставала к нам на переменках.
— Вы должны сказать, где он! Это не по-пионерски! — кипятилась она.