Поваренная книга Мардгайла
Шрифт:
— Сейчас не та ситуация, чтобы заниматься самоанализом, Маринг, — я пытаюсь его поддержать. — Нам всем угрожает опасность.
— Именно поэтому я и хочу тебе рассказать то, что видел. Ты только не подумай, что я его обвиняю, совсем нет. Просто тебе, как проводящему расследование, возможно, это будет интересно.
— О ком ты говоришь?
— О Взбрыке. Я видел его возле санчасти. Я его несколько раз видел, но в тот раз он… как будто крался, что ли…
— Ты расскажи все, что видел, а потом мы с тобой попробуем сделать выводы.
Маринг немного помолчал, наверное, подбирал подходяще слова, после чего сказал:
— В тот вечер, когда Дершог
— Ты думаешь, Взбрык мог убить Дельфа?
— Каждый из нас мог бы. Свидетелей не было. Во время убийства все лежали по каютам. Так что убийца мог спокойно пройти по коридору, застать Дельфа в санчасти и убить его.
— А за что по-твоему могли убить Дельфа?
— Не знаю, — Маринг пожал плечами, его голова при этом смешно опустилась еще ниже. — Возможно какая-то старая обида.
— Спасибо за рассказ, — говорю я. — Это может оказаться важным.
Маринг встает чуть разводит руками и, немного помедлив, уходит.
Я остаюсь в задумчивости.
«Интересно, что их всех заставило прийти ко мне? То слова не вытянешь, то разговорчивые не в меру. Второй труп их так отрезвил? Теперь они поняли, что это не игрушки, что третьим может быть каждый из них? Или поверили, что теперь я могу подозревать любого, и начали топить друг друга? Осталось еще дождаться Дершога. За Взбрыком сегодня ночью не мешало бы присмотреть… А это мысль. Если не примут за убийцу и не пришибут на всякий случай, могу что-нибудь интересное увидеть. И в самом деле, сколько можно ждать, что будет утром? Пора играть на опережение».
В дверь постучали.
— Да, — говорю я.
Дверь отползает в сторону, появляется волчья голова.
— Свободно? — спрашивает Дершог и заискивающе улыбается.
Я рассмеялся, он шагнул за порог, закрыл дверь.
— Чего ты ржешь? — спрашивает Дершог, садится в кресло, в котором до него уже сидели трое. — Все сходили постучать, так что же это я не зайду к тебе?
— А с чего ты взял, что они приходили стучать?
— Информируют по другому. То, что сделали коллеги, называется стучать. Вот и я, так сказать, за компанию зашел. Чтоб знали враги, что и под них кто-то копает.
— А ты
— Я разве сказал, что пришел настучать? Я сказал, что просто зашел. Чтоб не выделяться. А что, я люблю подыграть в хорошей игре. Нашел книгу?
— Нашел.
— Дай посмотреть.
— А чего ты в тот же вечер не пришел?
— А ты меня ждал?
— Ждал.
— Думал, что я специально тебе про книгу рассказал?
— Думал.
— Поэтому и не пришел. Дай посмотреть.
— Так теперь я знаю, почему ты не пришел, и буду подозревать еще больше.
— Ты книжку дай, а потом подозревай сколько хочешь. Если она у тебя в тайнике лежит, так я могу выйти.
— На столе возьми.
Не вставая из кресла Дершог подкатывается к столу, находит в стопке «Поваренную книгу Мардагайла» и осторожно, как будто боится выпустить джина из бутылки, открывает обложку.
— Мардагайл — «человек-волк». В армянской мифологии человек-оборотень, обладающий способностью превращаться в волка. Согласно поверьям, Бог, желая наказать кого-либо, заставляет отведать предназначенную для Мардагайла пищу (которая сыплется с неба подобно граду). После этого сверху на него падает волчья шкура, и он становится Мардагайлом, бродит ночью вместе с волками, пожирает трупы, похищает детей и раздирает их. Днем Мардагайл снимает с себя шкуру, прячет ее и принимает свой обычный облик, — читает он на титульном листе. — Я думал, автор — юморист. Хотел от души повеселиться, собирая все рецепты. А он, оказывается, философ.
— Ты сам-то как думаешь, кто Дельфа убил.
— Не знаю, — говорит Дершог, медленно переворачивая страницы и пробегая глазами рецепты.
— Дело-то серьезное, — я стараюсь дать понять Дершогу, что уже не шучу. — В морге два трупа. Значит среди нас не просто неосторожный убийца, а…
— Это как? — подняв на меня глаза, спрашивает Дершог.
— Убийство по неосторожности. Или же в состоянии аффекта. Ведь его могли вынудить к убийству. Например, убийство при самозащите.
— Среди нас двое убийц, — говорит Дершог и возвращается к книге.
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю. Я чувствую. Двое желали чужой смерти. Можешь считать, что у меня инстинкт охотника проснулся. Ты знаешь, я за последние два дня столько забытых чувств и ощущений пережил… просто феерия. Давно так хорошо себя не чувствовал. Да еще голод подбрасывает азарта…
— Не вздумай об этом еще кому-нибудь рассказать.
— А что?
— Ты представляешь, что тут начнется?
Дершог снова отрывается от книги, улыбается.
— А ты думаешь, чего это они к тебе вдруг в очередь выстроились? Гражданская сознательность в них проснулась? Черта с два. Это я им только что рассказал, что во мне проснулся охотник.
Я чувствую, как у меня волосы начинают шевелиться на всем теле. Потому что я верю Дершогу. Еще вчера ни одна зараза не хотела со мной говорить. И вдруг засуетились.
— Если ты хочешь узнать, стучали на тебя коллеги или нет, — говорю я, — мог бы просто спросить, а не городить огород.
— Чего городить? — не понимает Дершог и, не дожидаясь ответа, машет лапой. — Да какая разница, можно подумать, ты сказал бы.
— Конечно, не сказал бы.
— Вот я и не спрашиваю. Не бойся, я пошутил про кают-компанию. Мы разговаривали о легендах, и я им двадцать минут рассказывал, как наши предки, загнанные шиконами в пещеры, два месяца сидели без еды, разбирали обвал, который закрывал второй выход. А когда они выбрались, то ударили по врагу с тыла, и в наши дома пришел мир.