Поваренная книга Мардгайла
Шрифт:
В подвале было подозрительно пусто — пахло пометом, по виду кошачьим. Но кошки разбежались, покинув клетки, сорвав занавески и исцарапав подоконник. На газоанализаторе мигал зеленый огонек, мерно и неторопливо.
Ахмет-хан привалился к стене. Дело в том, что в доме тут и там гроздьями висел чеснок. Гирлянды чеснока струились по рамам, колыхались на нитках, свисающих с потолка.
Это было подозрительно — чесноком часто отбивали кофейный запах. Чеснок сбивал с толку служебных собак, да и газоанализатор в присутствии чеснока работал нечетко. Только пристанешь к
Никто не верил в комаров до конца, никто не мог понять, есть ли они на самом деле. В комиксах их представляли то как людей с крыльями, то как страшных зубастых монстров. Внутри телевизионного ящика то и дело возникали люди, видевшие комаров — но они появлялись, как и сами комары, только после полуночи, в передачах сомнительных и недостоверных. Некоторые демонстрировали следы укусов по всему телу — но Ахмет-хан не верил никому.
Он верил только в одно — что чеснок в Городе используется для того, чтобы отбить запах. Это знает всякий. И чаще всего он используется, чтобы отбить запах кофе.
Кофе — вот что искала его группа социального обеспечения. Но подвал был чист.
За окном нарезала круги большая птица, нет, не птица — это вертолет-газоанализатор, барражировал над кварталом. И все равно — не было никакого толка от техники.
Оставалось только взять пробы и нести нюхачам в Собес. Там несколько пожилых ветеранов, помнящих еще довоенные времена свободной продажи кофе, на запах определяли примеси — ходили слухи, что лейтенант Пепперштейн мог отличить по запаху арабику от рабусты. Но никто, впрочем, не верил этой легенде.
Ахмет-хану было действительно нечего искать в подвале — потому что все самое ценное оттуда вынес похожий на мальчика Гриша.
Гриша прошел по улице до угла спокойным шагом, вразвалочку. Он издавна усвоил правило, гласившее: «Если сделал что-то незаконное, иди медленно, иди, не торопясь, иначе кинутся на тебя добропорядочные граждане и сдадут куда надо».
Но пройдя так два квартала, он не выдержал — и побежал стремглав, кутая что-то краем куртки.
Хейфец бежал по улице, не оглядываясь. Не спасет ничего — ни вера, ни прошлые заслуги отца, первого члена Верховного Совета, потому что теперь Гриша работал на ставших притчей во языцех хозяев кофемафии.
А за пазухой у него, будто спартанский лисенок, копошился пушистый зверок.
Этого зверка искали араби и рабусты и давали за него столько, что не потратить ни за пять лет, ни за десять — да только Гриша знал, что не успеет израсходовать и сотой доли, как его найдут с дыркой в животе и кофейной гущей в глотке. Так казнили предателей, а предателем он не был.
Хейфец бежал по улице и радовался, что дождь смывает все запахи — дождь падает стеной, соединяя небо и землю. Шлепая по водяному потоку, водопадом падающему в подземный переход, он пробежал темным кафельным путем, нырнул в техническую
Зверок копошился, царапал грудь коготком.
Хейфец остановился у металлической лесенки, перевел дух и начал подниматься. Там его уже ждали, подали руку (он отказался, боясь выронить зверка), провели куда нужно, посадили на диван.
К нему вышел Вася-рабуста.
— Спас кошку?
Хейфиц вместо ответа расстегнул куртку и пустил зверка на стол. Зверок чихнул и нагадил в пепельницу.
Вася-рабуста сделал легкое движение, и рядом вырос подтянутый человек в костюме.
— Владимир Павлович, принесите кошке ягод… Свежих, конечно. И поглядите — что там.
Подтянутый человек ловким движением достал очень тонкий и очень длинный нож и поковырялся им в кучке. Наконец, он подцепил что-то ножом и подал хозяину уже в салфетке.
Вася-рабуста кивнул, и перед зверком насыпали горку красных ягод.
Зверок, которого называли кошкой, покрутил хвостом, принюхался и принялся жрать кофейные ягоды.
В этот момент Хейфец понял, что материальные проблемы его жизни решены навсегда.
Ахмет-хан сидел в лаборатории Собеса и стаканами пил воду высокой очистки. Старик Пепперштейн ушел, и пробы для анализа принимал его сверстник Бугров.
Он звал его по-прежнему — Рашидом, и Ахмет-хан не обижался. У них обоих была схожая судьба — недавняя натурализация, ни семьи, ни денег — один Собес с его государственной службой.
У Бугрова в витринах, опоясывающих комнату, были собраны во множестве кофейные реликвии — старинные медные ковшики, в которых кофе готовился на открытом огне и в песочных ящиках; удивительной красоты сосуды из термического цветного стекла; фильтрационные аппараты; конусы на ножках или те, что ставили когда-то непосредственно на чашку; электрические кофеварки, в которые непонятно было, что и куда заливать и засыпать.
Чудной аппарат блистал в углу хромированным боком. Этот аппарат состоял из двух частей, и водяной пар путешествовал по нему снизу вверх — через молотый кофе. Набравшись запаха и кофейной силы, этот пар транспортировал их в верхнюю часть.
Старик Пепперштейн рассказывал сослуживцам, что по цвету кофейной шапки из этого аппарата он может определить стоимость и состав кофе до первого знака после запятой.
Но кто теперь смотрит на эти шапки — в эпоху растворимых кристаллов и суррогатного порошка.
— Ты слышал про легалайс? — спросил Бугров, наливая еще воды.
— Про это дело много кто слышал, да только непонятно, что с этим будет. Вчера на совещании говорили, решен вопрос со слабокофейными коктейлями. Это все, конечно, отвратительно.
— Знаешь, я иногда думаю, что кофе нам ниспослан сверху — чтобы регулировать здоровье нации. — Бугров был циничен, проработав судмедэкспертом десять лет. — Я вскрывал настоящих кофеманов — ты только на переподготовке слышал, какая у них сердечно-сосудистая, а я вот своими руками щупал. Всех, у кого постоянная экстрасистолия, можно сажать.