Поваренная книга Мардгайла
Шрифт:
Президент поощрительно улыбнулся, и профессор расцвел.
— Видите ли, господин президент, — затараторил он, — человек на пособии на всем экономит… за цент удавится. Так вот: все деньги тратят на еду. Мы им автомобили предлагали по цене бутерброда — ни в какую…
Ричард Никсон поймал себя на мысли об автомобилях. Их вполне можно было бы оформлять как проданные в ходе эксперимента. А потом загонять торговцам подержанным хламом. Документы оформляются элементарно… Он еще раз посмотрел на Йозефа Боровски и решил, что профессор вряд до этого додумается: старикан
— Ну, покажите теперь эту вашу панацею, — распорядился он.
Тот же день, то же время. Москва.
На предметном стеклышке лежала щепотка красного порошка.
— Это вещество снижает потребность в пище в пять раз, — пояснил профессор. — Ничего фантастического, просто пища перерабатывается по другой схеме. Никаких побочных эффектов. Схема производства отлажена как часы. Можно хоть завтра запускать в водопровод.
— В пять раз? — не поверил Брежнев, — Ничего себе…
— Можно и больше. Испытуемые обходились одним бутербродом с сыром в три дня. И прекрасно себя чувствовали. Ни слабости, ни истощения.
— А алкоголь?
— Эта штука снижает потребность практически до нуля. Да и незачем: после порошочка у человека стабильно держится повышенный тонус и прекрасное настроение. И, еще раз, никакого вреда для здоровья.
Тот же день, то же время. Вашингтон.
На предметном стеклышке лежала щепотка синего порошка.
— Это вещество повышает потребность в пище в пять раз, — пояснил профессор. — Ничего фантастического, просто пища перерабатывается по другой схеме. Никаких побочных эффектов. Схема производства отлажена как часы. Можно хоть завтра запускать в водопровод.
— В пять раз? — не поверил Никсон. — Ничего себе…
— Можно и больше. Наши испытуемые съедали один гамбургер в три минуты. И прекрасно себя чувствовали. Ни запоров, ни колик.
— А алкоголь?
— Повышает усвояемость практически неограниченно. Порошок сам по себе имеет свойства депрессанта. Нормальное самочувствие — только после бутылки хорошего виски. И, еще раз, никакого вреда для здоровья.
14 мая 1971 года. Москва, ночь.
— Похоже, товарищ Генеральный, все наши экономические проблемы решены, — сказал советник, откладывая в сторону бумаги. — Мы можем сворачивать свое сельское хозяйство. Достаточно задействовать СЭВ. Нас и болгары с венграми прокормят…
— Что, кирдык колхозам? — сообразил Брежнев. — И всей этой вечной бодяге на селе…
— Так точно, — улыбнулся советник. — Можно использовать всю освободившуюся человеческую массу в промышленном производстве. Построим огромные заводы… Заодно и грузин с мандаринами ихними прижмем наконец. И зерно в Штатах покупать больше не будем… А представляете себе Москву? Идешь по городу — и ни одной столовки, закусочной, рюмочной… Чистота, порядок…
— Отлично, —
14 мая 1971 года. Вашингтон, день.
— Похоже, сэр, наши экономические проблемы решены, — сказал эксперт. — Мы можем полностью реанимировать наше сельское хозяйство. И к тому же задействовать Европу. Откроем свой рынок для голландцев и французов, они на нас молиться будут…
— Что, кранты безработице? — сообразил Никсон. — И есть чем занять негров с латиносами…
— Именно, — улыбнулся эксперт. — Можно использовать всю лишнюю человеческую массу на полях. Создадим огромные плантации… Рынок попрет вверх со страшной силой. Будем покупать зерно в Индии, рис в Китае… привяжем их всех к нашим закупкам. А представляете себе Нью-Йорк? Идешь по городу — и на каждом шагу «Макдональдс», китайская харчевня, ресторан… Обороты, деньги…
— Прекрасно, — Никсон принял решение. — Всех поощрить, профессору — премию и пакет акций «Макдональдса». В ближайшее время произведем пробные испытания. Где-нибудь в Аризоне. Потом — по всей стране. Пусть у Брежнева челюсть отвалится.
19 мая 1971 года. Москва, раннее утро.
— Первая партия, — профессор Боровский высыпал на полированную поверхность стола горсть красных таблеток. — Своей головой ручаюсь: никаких неожиданностей.
— Н-мм… — Брежнев покрутил таблетку между пальцами.
— А не хотите сами попробовать? — ученый, внезапно набравшись смелости, протянул Брежневу красную таблетку. — Просто положите под язык — и готово. Подействует через полчаса.
Брежнев неожиданно скривился.
— Эта… того… нет, — сказал он, отодвигаясь от ученого и поворачиваясь к советнику. — Срочно распорядись насчет усиления химической проверки всех продуктов для кремлевской столовки… Мало ли что туда попадет… Кстати, — он снова обратился к Боровскому. — У вас есть какой-нибудь нейтрализатор этой штуки? Который бы действовал наоборот? Ну, в смысле, увеличивал бы потребность…
— Да, есть. Вот даже захватил на всякий случай… — профессор долго шарил в кармане, пока, наконец, не вытащил маленькую пробирку, в которую был насыпан синий порошок. — Но зачем? Практической ценности это не имеет…
— Еще как имеет, — усмехнулся Брежнев. — Запиши, — бросил он советнику, — у меня есть идея. Красные таблетки давать всему населению. Партийным — двадцатипроцентную нейтрализацию. Пусть у них будет два бутерброда в неделю. Освобожденным работникам — половину. Членам ЦК — чтобы каждый день в ресторан ходить могли. Идея доступна?
Советник задумчиво кивнул.
— Да, — наконец сказал он. — У нас и так нет нормальной системы привилегий, а на те, что есть, народ раздражается: никого не устраивает, что начальство на «Волгах» раскатывает… А это… да, это сработает. Еда — мощный стимул,