Поведение — двойка
Шрифт:
Андреас запер дверь и повесил ключ на шею.
Они помчались по переулку Майских Жуков — рядом, не отставая друг от друга. Забавная пара — словно щенок с теленком.
Они уже пробежали мимо телефонной будки, и тут Ульрих Кронлох опять заговорил про театр:
— Я больше всего люблю «Белоснежку», а ты?
— Я — разбойников, привидения и «Макса и Морица».
— А я, когда привидения… у меня прямо волосы дыбом. А у тебя?
Ульрих Кронлох так никогда и не услыхал ответа на свой вопрос, потому что в эту минуту из телефонной
— Этого еще недоставало!
Она схватила Ульриха за рукав и потащила его назад — туда, откуда они только что прибежали. Она ругалась так громко, что было, наверно, слышно во всех домах, даже сквозь запертые окна:
— Сколько раз я тебе говорила — не смей заходить за Гопе! Не можешь найти себе товарища получше, чем этот дерзкий мальчишка? Иди, иди! Поторапливайся! Вот я тебе сейчас помогу!..
Она толкала Ульриха в спину. Вид у него был виноватый — он знал, что нарушил запрет.
Окна открывались одно за другим. Бабушки, которые не ходили на работу, высовывали головы и прислушивались, вдыхая запах весны.
— Так много хороших, милых детей, от которых ты мог бы набраться ума! Нет! Он выбирает этого нахала! Ну, погоди! Увижу тебя еще раз с ним, ты у меня получишь! Я тебе уши надеру!
— Смотрите, как бы вам не надрали!
Кто же это крикнул?
Фрау Кронлох оборачивается и видит Андреаса, который глядит на нее в упор сердитыми глазами.
— Это ты так дерзишь? — спрашивает она. — Нет, это просто невероятно!
— Я! А кто же еще! Я! Я! — кричит Андреас.
Он чувствует, как по щекам его текут слезы. Бежать отсюда! Скорее! Только бы она не увидела, что он плачет!
Он отвернулся и побежал…
Солнце светило не только над головой Андреаса. Оно светило и над головой его учительницы фрау Линден, хотя жила она совсем в другом месте. Она жила в большом новом доме на берегу реки Шпрее. Из ее окон была видна эта река — мутная вода, над которой стелется дым, темные баржи с разноцветными трубами.
Но, несмотря на серую воду и дым, река сегодня казалась залитой светом.
Дети фрау Линден то и дело смотрели в окно.
Их было двое. Два мальчика. Им надо было поскорее одеваться и завтракать. Но они не слишком торопились. Они глядели вслед загадочным пароходам с яркими трубами.
— Папа, а отчего он идет? — спросил Бодо, который еще ходил в детский сад.
— Не болтай так много, поди-ка сюда! Ты еще даже не причесан! — одернула его мать.
Уве, который уже учился во втором классе, тоже не сводил глаз с окна. Тем временем ногу он, не глядя, старался просунуть в штанину. Но никак не попадал. А когда попал, то оказалось, что не в ту. Тут он крикнул:
— Папа, гляди! Голубая труба! Это польский!
— Тебе колбасу или сыр? — спросил его отец. Он стоял у стола и готовил для всех бутерброды.
Уве задумался, что ответить — «колбасу» или
— Уве! Да наденешь ты наконец штаны? — окликнула его фрау Линден.
— Они кусаются, — сказал Уве. — Я надену короткие.
— Да не кусаются они, ведь это старые! — сказала фрау Линден, взглянув на часы.
— Нет, кусаются, потому что я в трусах!
Тут вмешался отец:
— Я вот тебе сейчас покажу — «кусаются»! Если ты сию же минуту не наденешь штаны… Колбасу или сыр?
— Тогда уж лучше штаны, папа!
Отец и оба сына рассмеялись. И фрау Линден тоже чуть не рассмеялась. Но она сделала вид, что не слышала шутки. Разве сейчас время смеяться? Так она рассуждала и в школе.
Она торопила Уве:
— Мне ведь еще надо перевести тебя через улицу. Поторопись, пожалуйста, я опаздываю.
Когда ребята принялись за бутерброды, фрау Линден смогла наконец подумать о своих собственных делах. Тяжелый портфель уложен со вчерашнего вечера. Но есть еще немало вещей, о которых нельзя забывать: деньги на завтраки для Уве; письмо к его учительнице насчет замечания в дневнике; открытка к матери Клавдии Геренклевер с просьбой заменить фрау Линден на пионерском сборе…
— Мама, а ты в мою ручку чернил набрала?
Фрау Линден набрала чернил в ручку Уве. Она причесала ребят и помогла Уве надеть ранец. Потом нашла зонт и отдала его мужу. И еще дала ему справку из домоуправления. Затем она оделась и посмотрелась в зеркало, думая о ребятах из третьего «А». Потом взяла портфель, авоську, сумку для хлеба и, держа Уве за руку, вышла из дому в окружении всей семьи.
У подъезда они распрощались.
— Ну, до вечера, — сказал фрау Линден ее муж. — Если твои сорванцы будут тебя допекать, не выходи из себя.
— Попробую, — ответила фрау Линден и уже повернулась, чтобы идти, но тут же оглянулась, вспомнив еще что-то: — А ты записку про тапочки не забыл?
— Взял, взял! — крикнул на ходу ее муж, таща за руку Бодо в сторону детского сада. — До свиданья!
— До свиданья! — крикнула в ответ фрау Линден, поглядев на часы.
Она повела Уве через широкую улицу, по которой сновали взад и вперед машины и проезжал трамвай с очень большим номером. Она заметила солнечный зайчик на мостовой, но не успела обрадоваться — ей было жарко от быстрой ходьбы и от тяжелого портфеля. Когда они подошли к трамвайной остановке, она вдруг испуганно спросила:
— Уве, а ты мыл уши?
— Да, мама.
— А почему же они такие грязные?
— А потому что грязь изнутри выходит.
Фрау Линден вытащила из кармана носовой платок и протерла Уве ухо. В это время трамвай объехал круг и, звеня, остановился рядом с ними.
— Мне надо садиться, — с отчаянием воскликнула фрау Линден. — Как же ты теперь перейдешь через улицу?..
— А я бегом перебегу, — заявил Уве.
Но тут его взяла за руку одна женщина из родительского актива его класса. За другую руку она вела свою дочку.