Повелитель мух (перевод В. Тельникова)
Шрифт:
Легионеры стояли навытяжку под гнетом шестидесяти четырех фунтов доспехов, багажа, трофеев и невыносимого жара. Полковник следил, как по его носу стекает капля пота, пока глаза не сошлись на переносице. Император разговаривал с каждым воином в первом ряду.
В центре порта скопилось множество кораблей, то и дело задеваемых «Амфитритой». Капитан одного из них стоял напротив Постума во время салюта Императору. Вдруг, не то опасаясь горящего каната, не то в порыве слепого повиновения, кто-то спустил краба. На квартердеке, где только что
– Какой у тебя рост? Нравится тебе в армии? Откуда эта вмятина, из пращи попали, наверное? Верно, полковник? Ни в коем случае не соглашайся на новый щит, мой солдат. Сколько у тебя детей? Ни одного? После смотра нужно устроить тебе отпуск.
Слово «отпуск» не осталось незамеченным. Легионеры старались держаться прямо, хотя некоторых уже пошатывало. Император с мучительной неспешностью продолжал обходить первую шеренгу.
– Кажется, я тебя помню. Ты был в девятом легионе? В Греции? Почему тебя не повысили в звании? Вы уж разберитесь, полковник!
Из порта выходил второй боевой корабль в окружении мелких суденышек. «Амфитриту» относило к устью порта, ближе к императорской барже.
– Чем ты лечишь чирей, мой солдат? Вот это я понимаю, богатырь! Ума не приложу, как тебе удается держать все три мешка. Твое имя?
Внезапно раздался судорожный вдох и лязг металла. Легионер упал без чувств.
– Как я уже говорил, людям необходим отпуск – именно сейчас, когда преемник привел их домой к Отцу.
– Император…
– Где ты потерял глаз, мой солдат? Ты уж побереги второй, ладно?
Снова лязг.
Из склада потекло масло, загораясь на воде. Шеренги заволокло толстой пеленой черного дыма.
– Видишь, как переплетается комическое и трагическое, – тихо сказал Император полковнику. – Людям следовало бы гасить пожар.
Полковник отвел глаза от кончика носа и посмотрел прямо перед собой.
– У меня приказ, Император.
– Очень хорошо. Ну что, мой солдат, нравится тебе в армии? Она сделала из тебя мужчину?
Лязг.
Император обратился к воину по правую руку от упавшего.
– Дисциплина – это замечательно.
– Простите, Император?
– Не обращай внимания, я только что изрек очередной перл.
Мимо проплывала бесконечная вереница опаленных кораблей. Оркестр заглушал голоса на палубах, но, судя по искаженным лицам, люди кричали нечто очень важное. «Амфитрита» и императорская баржа почти соприкасались бортами.
– Скажи мне, сержант, если я прикажу: «Направо, шагом марш!», ты повинуешься?
Сержанта – старого, закаленного солдата с обветренным лицом – просто так было не пронять. Его трофей был дороже всех трофеев на причале вместе взятых, и при этом помещался в мешочек под нагрудником. Впрочем, сержант все равно обливался потом.
– В полном облачении, Кесарь? – Он бросил быстрый взгляд в сторону и вниз. – С радостью.
В глазах
– Повелитель! Кесарь!
Крик принадлежал полковнику. Его меч дрожал; вены вздулись, опутывая шею, как ветви плюща. Император с безмятежной улыбкой двинулся дальше. Казалось, он идет сквозь туннель под огромными мешками, в задымленном воздухе, под взглядом выпученных глаз. В строю то тут, то там зияли дыры – там, где избранные воины Постума сомлели во время смотра. За Императором следовала скромная свита – полковник, Мамиллий и Фанокл. Панический рев над городом, портом и кораблями время от времени разбавлял металлический лязг падающих легионеров.
Боевые корабли выходили за ворота порта и скрывались в жарком мареве, а мелкие судна пытались вернуться обратно. «Амфитрита» вращалась медленнее. По мере того как жар вокруг котла нарастал, корабль, неуклюже шлепая колесами, двигался вперед. Правда, лопасти так щедро зачерпывали воду, что она гасила огонь, вновь тормозя продвижение. «Амфитрита» шла рывками, по замысловатой и непредсказуемой траектории, все глубже ввинчиваясь в воду.
Оркестр продолжал играть.
Лязг. Лязг. Лязг.
Музыканты маршировали туда и обратно между редеющими шеренгами. «Дозор на Рейне», «Выход гладиаторов», «Оборона стены», фрагменты из «Сожжения Рима» и «Юношей, которых мы покинули». На берегу горели дома; белье на веревках вспыхивало ярко, как корабельные снасти; от горящего на складах вина поднималось яркое пламя; зато зерно только морщилось и коптило.
– А теперь, – сказал Император, – я желаю обратиться к солдатам. – Он поднялся на стену порта и стал обмахиваться веером. – Полковник, постройте людей.
Из последних сил играл оркестр, пылал город, «Амфитрита» с шипением уходила под воду, горожане удирали от пожара на открытую местность. Вокруг царили смятение и хаос, возникшие как будто по велению равнодушного божества.
Лязг.
– … тем сильнее я вами гордился. Во времена упадка и разложения вы сохранили тот самый дух, который делал Рим великим. Вы не задаете вопросов, вы подчиняетесь голосу повелителя…
Стоя у подножия стены, Мамиллий наблюдал за тенями Императора и полковника. Одна из них плавно покачивалась взад-вперед.
– Под палящим солнцем, под гнетом шестидесяти четырех фунтов груза, удерживая на плечах тяжелые плоды ваших усилий, вы выстояли, повинуясь приказу. Именно такими должны быть наши воины.
Глядя перед собой, Мамиллий стал понемногу отходить в сторону. Вскоре он затерялся среди женщин, в обширной тени метательной машины.
– … корабли, горящие на ваших глазах. Город, опустошенный безжалостным пламенем. Здравый смысл требовал, чтобы вы гасили пожар. Простая человечность, не ведающая дисциплины, шептала, что женщины и дети, старики и больные нуждаются в вашей помощи. Но вы солдаты, и у вас есть приказ. Рим может гордиться…