Повелитель волков
Шрифт:
Конар положил руки на спинку стула Мергвина.
— Она действительно больна? — Он спросил это так тихо, чтобы его мог услышать только старый друид.
— Может быть, она плохо себя сейчас чувствует из-за перевозбуждения на этом пиршестве… — начал было Мергвин.
Конар крепко сжал его плечи.
— Она больна? — повторил он.
— Нет.
— Спасибо, — пробормотал Конар и отпустил плечи доброго старика.
Он пробрался сквозь толпу и подошел к жене. Взяв ее за руки, он поймал ее тревожный, обеспокоенный взгляд.
— Если ты больна,
— Но ты же только что приехал, — пролепетала она. — Ты так редко видишь своих братьев, свою семью… Они, наверное, хотят поговорить с тобой.
— Они поймут, я уверен.
— Конечно, Конар, — откликнулась Рианнон. — Может, вам чем-нибудь помочь?
— Я думаю, что Мелисанда права, — сурово ответил Конар, пристально взглянув на жену. — Я уверен, что крепкий сон быстро вылечит ее. Спасибо вам всем и спокойной ночи! — произнес он громко, чеканя каждое слово. И понес Мелисанду через зал, твердо и уверенно.
Пока он нес жену по лестнице, она не проронила ни слова, только нервно теребила краешек его рубахи, изредка бросая на Конара гневные взгляды.
Тяжелую дубовую дверь, что вела в комнату Мелисанды, он открыл одним ударом плеча, не спуская глаз с жены. Она вскрикнула, когда он, не особенно церемонясь, бросил ее на кровать. Она все же попыталась ускользнуть через потайную дверь, но он преградил ей дорогу.
— Ты обещала.
Это были единственные слова Конара. Она закусила губу, прищурилась, но отступила назад.
— Я больна, — упрямо повторила она. — Я слишком слаба сейчас для этого.
Он презрительно фыркнул.
— Ты совершенно здорова, любовь моя, нечего мне сказки рассказывать!
— Как ты смеешь! — вспыхнула Мелисанда. — Да как ты смеешь думать, что знаешь хоть что-то обо мне. Если ты еще хоть на шаг приблизишься ко мне, викинг, клянусь, я буду кричать.
В ответ он только притянул ее к себе и грубо обнял. Она кричала все время, пока он пытался уложить на кровать.
— Кричи, Мелисанда, кричи! Кричи громче! Пусть все в доме услышат тебя. Никто не будет соваться в спальню к молодоженам, зато все они будут твердо знать, что ты и в самом деле моя и что я не отдам тебя никому и никогда.
Она не двинулась с места, но побелела как мел, судорожно сжав кулаки.
— Все, чего ты хочешь, — прошипела она, — это совокупления. Так пастух выжигает клеймо на своей лошади.
Конар разъярился. Ох, как он жалел, что позволил когда-то Мелисанде завоевать его сердце!
Но было в ее голосе что-то такое, что пробуждало в нем полузабытую нежность. Перед этой нежностью меркли его гнев и желания, злоба и даже решительность. Он мягко коснулся пальцами ее щеки и неожиданно заметил, как резко контрастирует его грубая рука с мраморной чистотой ее кожи. Глаза ее устремились на него — такие глубокие и такие загадочные в своем таинственном мерцании.
— Поверь мне, Мелисанда, ты ошибаешься. На свете не найдется ничего такого, чего я желал бы сильнее, чем тебя.
Она
— Я не верю тебе.
— Когда я сделаю это, ты поверишь. Она едва заметно покачала головой.
— Ты дала слово, Мелисанда. Ты дала слово, и ты его сдержишь, слышишь?!
— Я не могу, — всхлипнула она.
Он так сильно прижимал ее к себе, что невольно почувствовал неистовое биение ее сердца. Неужели она так боится? Она, бесстрашная Мелисанда, отважная и непокорная?
— Как странно, — произнес он задумчиво, — я думал, дочь Мэнона держит свое слово.
Она снова пристально взглянула на него. Конар произнес именно те единственные слова, которые могли подействовать на нее. И он почувствовал, как дрожь пробежала по ее юному телу… Как странно — она так безумно разозлила его сегодня. А потом еще этот вечер в зале…
Конечно, он мог бы взять ее быстро, силой, но не этого хотелось ему теперь. Ему хотелось нежности и близости с ней.
— Свежей и благоухающей, ожидающей и изнемогающей — такой я тебя хочу, — прошептал он ей на ухо.
Она не ответила, и он, не сводя с нее глаз, встал с кровати.
— Я дам тебе еще несколько минут, Мелисанда. Когда я вернусь, я надеюсь, ты будешь готова сдержать свое обещание.
Он повернулся, подошел к стене и, отодвинув гобелен, открыл потайную дверь в смежную комнату и вышел, осторожно прикрыв ее за собой.
«Ты безмозглый болван», — подумал о себе Конар. Затем подошел к очагу и стал греть руки над сумрачно тлеющими углями. — «Интересно, что же последует теперь? Может, Мелисанда, уже воспользовавшись моментом, убежала и теперь рассказывает Рианнон о какой-то страшной болезни, постигшей ее, и уверяет, что ей нужен покой?»
— Ах, женщина! Но это должно произойти, и произойти этой же ночью, — прошептал он.
И все же Конар не двинулся с места, утомленный и измученный, мечтая лишь об одном, — чтобы все эти проволочки побыстрее кончились.
Его лицо покраснело от жара, исходящего от пламени. Наконец он отошел от огня и, задумавшись, взглянул на дверь. Конечно, она ушла. И теперь ему придет силком возвращать ее обратно. Он не знал еще точно, что собирается для этого предпринять, но знал только одно — Мелисанда должна быть здесь, и с ним. С Конаром.
Его сердце казалось вот-вот выпрыгнет из груди, даже затаил дыхание, входя в комнату.
Она была там. Она переоделась в легкое платье и с яла спиной к вошедшему Конару, глядя на огонь. Она распустила длинные волосы, и они шелковой волной покрыли ее спину.
Конар быстро подошел к ней и нежно коснулся плеч. Потом стал медленно и ласково перебирать пряди ее шелковистых волос. Но она все еще дрожала, и это приводило его в бешенство. Он приник губами к ее шее и почувствовал, как бешено стучит ее кровь. Он развязал мягкий розово-лиловый шнурок туники и отступил на шаг: ее одежда с тихим шелестом упала на пол. Она слегка вскрикнула, но продолжала стоять спиной к нему. Он прижался губами к ее плечу, его руки ласкали спину, повторяя все ее изгибы.