Повенчанные небесами, или Моя маленькая тайна

Фомина Татьяна

От услышанного от Богдана прозвища, которым Аличева наградила мою дочь за пухлые щечки, не могу сдержать улыбку. Моя маленькая, пухленькая, самая сладкая Булочка. Как же я соскучилась по ней!

— Юлиана, а почему именно Снежана? — спрашивает Богдан, прерывая мои мысли о том, как я затискаю свою дочь, когда она проснется.

— А?

— Почему Снежана? — повторяет с немного странной интонацией, и, как мне кажется, его голос при этом дрогнул.

— Не знаю. Я не выбирала заранее имя. В день, когда она родилась, сначала шел дождь, потом была гроза,

а потом… — Я замолкаю, уйдя в воспоминания, которым совершенно не придала значения.

— А потом, — подсказывает Богдан, и не отрываясь смотрит на меня.

Смотрит так, что я совершенно забываю, что мое лицо обезображено сыпью.

— А потом в небе появилась радуга, и крупными хлопьями пошел снег.

— Снег, — эхом повторяет Богдан. — В начале лета это большая редкость.

— У нас такое бывает даже в середине июня, — зачем-то добавляю, загипнотизированная бархатным взглядом.

— Спасибо тебе за Снежану, Юлиана. — Звучит так, словно для него это имя имеет какое-то особое значение.

Глава 20

Снежана капризничает, и я никак не могу ее успокоить. То ли недоспала, то ли животик еще не привык к молочной смеси, хотя Богдан выбрал очень хорошую. Потому что ночью дочь еще требует, чтобы ее покормили. Но сейчас она отталкивает и бутылочку, и свой любимый компотик, и игрушки. Я еще слаба и удержать свою вертлявую Булочку, которая, как мне кажется, еще больше прибавила в весе, очень сложно.

— У ну-ка, идем ко мне. — Богдан забирает у меня вредную капризулю. — Это кто у нас маму не слушается?

Снежана затихает в мужских руках и, насупившись, смотрит на Богдана. Сейчас, когда они так близко, их сходство еще заметнее. Даже приглядываться не нужно. Тот же взгляд, тот же изгиб бровей, и даже смотрят они друг на друга одинаково — исподлобья.

— Хорошие девочки всегда слушаются маму. Снежана у нас хорошая девочка? — Богдан говорит совершенно серьезно, и дочь кивает ему, хлопая своими длиннющими ресничками. — Вот умничка. Покажи мне ручки, — просит, и Снежа послушно протягивает обе руки. — Ой, какие горошинки… Одна, две, три… А четвертая куда у нас побежала?

Они вместе начинают «искать», Богдан щекочет, и Снежана начинает хихикать, пока не заливается веселым смехом.

С замиранием сердца смотрю на них и понимаю, что Данка была права: я не имела никакого права лишать свою дочь отца. Сейчас, когда я вижу, как она смеется на руках Богдана, я понимаю, какую огромную ошибку допустила.

— А сейчас идем посмотрим, что там приготовила нам мама. Идем? — переспрашивает у Снежаны, и она согласно кивает. — Ух ты! Кашка! М-м-м, как вкусно! Сам бы съел! Ам-ам-ам! — Шутит, и моя дочь опять смеется, отбирает у Богдана ложку и засовывает себе в рот.

— Вкусно?

Снежа кивает, цепляет сама и протягивает ложку Богдану.

— Это мне? — звучит так, словно ему только что предложили манну небесную, а не обычную кашу. Делает вид, что пробует, и причмокивает от удовольствия. — А маме дадим?

Глаза моей крошки загораются, и следующую ложку дочь протягивает

мне.

С горем пополам нам удается накормить Снежану. Богдан очень осторожно стирает с ее щечек размазанную кашу. Детские стульчик и столик, специально купленные для кормлений, стоят пустые. Дочке намного удобнее сидеть на коленях своего папы, с которых она не собирается слазить.

У Богдана звонит телефон.

— Ну-ка, давай посмотрим, кто это нам решил помешать. — Богдан достает из кармана телефон. — О, доча, это важно. Можно я отвечу?

Хочу забрать у него Снежану, чтобы она не мешалась, но Богдан отмахивается, принимая вызов.

— Да, Паш. Узнал? — Взгляд Богдана меняется на совершенно серьезный, хотя до этого, когда он смотрел на Снежу, в нем было столько нежности.

Я внимательно слежу за ним, тоже желая узнать, что произошло.

— Так, Паш, можно еще раз повторить, — просит Бессонова, заметив мой взгляд. — Ты на громкой, если что. Да, Юлиана радом. Так что без… лишней лексики. Молодец, что понял.

Богдан кладет телефон на стол и включает громкую связь. Снежана тянет к «новой игрушке» свои ручки, но Богдан качает головой, и (о чудо!) дочь послушно опускает свои загребущие пальчики и замирает, сидит тихо, как мышка.

— Ты оказался прав, Дан: номер Юлианы в черном списке, — произносит Павел после приветствия. — Только он не подписан, а висел как рекламный спам.

— Подожди, но ведь я сам видел ее номер в телефонной книге.

— И такой есть. Под именем «Юлиана» подписан другой номер. Цифры почти те же, кроме одной. Предпоследней. Именно поэтому мы сразу не заметили замены, а Игорь Алексеевич наизусть номер не помнил, всегда набирал из телефонной книги. Он просто звонил на совершенно другой номер. Так что никакого фокуса здесь нет, только человеческий изворотливый ум и смекалка.

— Направленные не в ту сторону… — Зло бросает Богдан.

— Почему не в ту. Как раз в ту. Елена добилась желаемого. Ее муж, наконец, перестал звонить старшей дочери, решив, что та сама не хочет с ним разговаривать. Все гениальное просто.

— Да уж… Паш, ты узнал, кому принадлежит этот номер?

— Думаешь, надо? Я со стопроцентной гарантией могу сказать, что номер записан на Елену. Она регистрирует новый номер, а поскольку гудки на него всегда шли, то по идее, должен быть и телефон.

— Думаю, надо, Паш. И номер, и телефон. Ты сообщил Игорю Васильевичу?

— Нет. Ты же просил только разобраться.

— Хорошо. Спасибо. Я сам ему позвоню. Скинь мне все скрины.

Богдан завершает вызов и задумчиво барабанит пальцами по столу, невидящим взглядом смотрит прямо перед собой. По его сжатым губам и застывшему льду в глазах, могу судить, что он не просто зол. Очень зол. Но его злость тихая, и это пугает еще больше.

Снежана сидит, не шелохнувшись. У меня бы она уже вся извертелась, а тут будто подменили. Она внимательно смотрит, как Богдан стучит пальцами и начинает тоже хлопать ладошкой, вызывая у Богдана улыбку. Его взгляд мгновенно меняется, становится теплым и нежным.