Повенчанные небесами, или Моя маленькая тайна

Фомина Татьяна

Что будет тогда, представлять не хочу. Больше всего я боюсь, что в глазах отца я буду той, кто разрушила счастье его младшей дочери.

А через несколько часов он сам все узнает. Недаром говорят, что все тайное всегда становится явным. И как бы я ни хотела сохранить свою маленькую тайну, о Снежане все равно рано или поздно узнали бы.

Снежана. Ведь я искренне считала, что даю дочери редкое имя. По крайней мере, среди всех моих, маминых и даже Данкиных знакомых никого с таким именем не было. А получилось

вон как. Неужели снег в день ее рождения неслучайная случайность? И как такое могло произойти? Только вряд ли я получу ответ на этот вопрос.

Мои мысли возвращаются к неизвестной девушке, о которой я даже не подозревала. Есть что-то необъяснимое, даже мистическое во всем, что произошло. В памяти всплывают слова Инайят:

«Что бы мы не делали, как бы ни старались изменить будущее, все равно в определенное время каждый будет там, где он должен быть».

— Переживаешь? — спрашивает Богдан, вырывая меня из тяжелых мыслей.

Мы стоим на светофоре, и я бросаю на него взгляд через зеркало заднего вида, но он тут же ловит его. Пары секунд хватает, чтобы все ненужные мысли исчезли.

— Очень, — признаюсь, глядя на его отражение. — Я не знаю, как он отнесется, когда узнает всю правду.

— Не переживай. Все будет хорошо. — Снова успокаивает меня Богдан, и я верю ему. Не знаю почему, но верю. Как тогда, в самолете, когда думала, что мы разобьемся.

Загорается зеленый сигнал, и я возвращаю внимание на дорогу.

— Богдан, а у тебя остались фотографии… Снежаны?

— Нет. Зачем тебе?

— Не знаю. Просто хотела посмотреть… какая она была.

— Все фотографии с моего телефона исчезли, — произносит с горькой усмешкой.

— Богдан! — Неожиданная догадка осеняет меня, и я с силой сжимаю руль, чтобы держать себя в руках. — Ты же ведь делал снимки, когда мы с тобой были на море… — шепчу еле слышно.

— Юлиана, повернись!

Я поворачиваюсь, и Богдан фотографирует меня на камеру телефона.

Всплывает в памяти.

С заднего сидения раздается тихое ругательство.

Значит, Даша все это время знала, что Богдан отказался от их свадьбы из-за меня.

Глава 23

В машине повисает молчание, и до дома мы доезжаем в гнетущей тишине. Не могу поверить, что Даша все знала. Знала и о моей беременности, и о том, что мы встречались с Богданом. Получается, ее молчание всего лишь месть и мне, и Богдану?

Глушу двигатель, но не могу сдвинуться с места. Богдан выносит полусонную дочь, обходит авто и открывает мою дверцу.

— Юлиана, — зовет и подает мне руку. Другой держит обнимающую его за шею Снежану.

— Я сама. Спасибо. Сейчас.

Не могу описать, что чувствую. Ведь столько времени, я считала себя виноватой.

Корила, казнила, что смалодушничала и не сказала Даше правду. Но я не знала, что Богдан был ее женихом! А она знала! Все знала! И наверняка, папа тоже все знал.

Как же больно разочаровываться в людях.

Выхожу из машины, и Богдан разворачивает ко мне лицом Снежану.

— Кто у нас проснулся? — спрашиваю дочь. Дурацкий вопрос, который почему-то всегда задают детям.

— Я, — лепечет моя малышка.

— К маме пойдешь?

Качает головой и сильнее утыкается в шею Богдана.

— Она тяжелая, — замечает он.

— Неть. — Обиженно сопит Снежана, видимо боится, что ее опустят на ножки.

— Нет, конечно. — Успокаивает ее Богдан.

— Богдан, — зову отца своей дочери. — Я не хочу видеть папу.

Знаю, что это выглядит по-детски, но ничего не могу с этим поделать.

— Честно говоря, я тоже. Но только потому, что боюсь оказаться грубым с ним. Ни тебя, ни Снежану обидеть я не дам.

— Не дам, — тут же подхватывает Снежана, но я так расстроена, что забываю похвалить ее за новое слово.

— Правильно, доча. — Умиляется Богдан и поворачивается ко мне. — Но поговорить нужно, Юлиана. Теперь и у меня появились к нему вопросы. — Мужской голос звучит серьезно. — И пока мы не расставим все точки, ты так и будешь чувствовать свою вину там, где ее нет.

— Ты точь-в-точь повторяешь слова Аличевой. — Бурчу. — Сговорились?

— Аличевой? — Хмурится Богдан, не понимая о ком идет речь.

— Это Дана.

— А-а! Вот видишь. Тетя Дана плохого ничего не скажет. — Переводит в шутку. — Правда, доча?

И Снежана соглашается с ним, кивая головой.

— Да. — Говорит за нее Богдан.

— Диа. — Выдает дочь.

— Умница ты наша.

Новицкий

Стучу по столу телефоном, и ни черта не понимаю. Как такое может быть? Чтобы номер Юлианы я сам занес в черный список? Бред! Но распечатки, присланные Богданом, говорят об обратном.

Я до сих пор чувствовал вину перед Мариной, что она растила нашу дочь в одиночку. Марина слишком упрямая и гордая. Она не принимала никакой помощи, и для меня связь с Юлианой была единственной ниточкой. И чтобы я сам ее разорвал?

Я бы никогда этого не сделал.

Вспоминаю скорый отъезд Юлианы. Я слишком хорошо знаю, как влияют на личную жизнь рабочие вопросы, особенно непредвиденные, поэтому не увидел ничего странного. А потом, к своему стыду, просто забыл о ней из-за аварии, в которую попал Богдан. Юлиана не отвечала, поэтому я позвонил Марине. Она тоже долго не брала трубку. Как всегда. То ли не желая говорить со мной, то ли ожидая, что я первый сброшу звонок. Но на последних секундах всегда принимала вызов.