Поверженный ангел(Исторический роман)
Шрифт:
Оставшись одна, Мария взяла со столика ларец, в котором держала деньги и украшения, села на кровать и высыпала свои богатства на покрывало. Богатства были невелики: около трех флоринов серебром, две золотые цепочки, серебряный браслет и три простеньких колечка. Девушка со вздохом сложила все это в кошелек и бросила его на постель. С такими деньгами нечего было и думать выбраться на волю. В этот момент в комнату вбежала Аньола. Одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы понять, что она несет дурные вести.
— Что случилось, Ньола?
— Не знаю, как и начать-то, — проговорила Аньола. Она села рядом с Марией на кровать, уронила руки и некоторое время молчала, собираясь с духом. — Одним словом, был здесь недавно Волокита со своим сватом.
— Ну и что же?
— А вот что. Завтра утром Волокита приедет не один, а со священником. Понимаешь? Обвенчают вас, и вся недолга!
— Быть того не может! Как же так, вдруг?
— А уж так. Лупаччо своими ушами слышал. Пошел, как всегда, вечером к синьору Алессандро, слышит за дверью разговор. Ну, как водится, не утерпел, послушал, а потом со всех ног — к жене. Как же, такая новость. Ну, а теперь уж весь дом знает.
— Что же делать, Ньола? Я руки на себя наложу!
— Не надо так говорить, монна Мария. Грешно так говорить. Даже думать грешно. Даст бог, все уладится. Коп-по нам поможет, он обещал.
— Какой Коппо? Никто уж мне не поможет, Ньола.
— Ну Коппо, господи! Наш садовник. Он обещал, что поможет нам бежать. И уж будь уверена, он в лепешку расшибется, а сделает все, что в его силах, потому что я ему обещала…
— Что ты ему обещала? — пробормотала Мария. — Вот, смотри, это все, что у меня есть! — С этими словами она снова высыпала из кошелька свои жалкие сокровища.
— А! — пренебрежительно махнув рукой, воскликнула Аньола. — Будто это ему нужно! Я обещала, что выйду за него замуж.
— И ты пошла на это ради меня?
— Бог с тобой, монна Мария, — со смехом возразила служанка. — Ты совсем ребенок. Я бы и так согласилась. Просто я его немного помариновала. Мужчину нужно выдержать, как хорошее вино… Но чу! Это он.
Она встала, отворила дверь и впустила в комнату худого, длинноногого парня в кожаном фартуке. Парень неловко поклонился Марии и замер на пороге, комкая в руках шапку.
— Ну? — спросила Аньола.
— Есть только одно средство, — проглотив слюну, ответил Коппо. — Под видом этих… ну, которые рыбу принесли.
— Какую рыбу? Говори толком и все по порядку, — строго сказала служанка.
Коппо кивнул и сбивчиво, поминутно запинаясь и краснея, принялся объяснять свой план. Только что двое подростков принесли корзину свежей рыбы, присланную Луиджи Беккануджи к завтрашнему торжеству. Если бы удалось задержать их в доме и завладеть их плащами и корзиной, то можно было бы выйти под видом слуг Беккануджи, тем более что они сами сказали привратнику, что скоро пойдут обратно.
— А если привратник нас узнает? — спросила Аньола. — Ты понимаешь, что будет с монной Марией? О себе я уж не говорю. Мне тогда
— Надо так… повернуть, чтобы не узнал, — пробормотал Коппо. — Может, я еще чего придумаю…
— «Может»! — воскликнула Аньола. — У людей жизнь решается, а он, может быть, что-нибудь придумает! И дернуло меня связаться с тобой!
— Ньола! — с укором проговорила Мария.
— Я придумаю, правда придумаю, — залепетал садовник. — Вы не беспокойтесь. Я ведь понимаю…
— А другого способа, повернее, нет? — спросила Аньола.
Коппо пожал плечами.
— Э, будь что будет, — махнув рукой, проговорила служанка. — Одежду принесешь сюда.
Коппо кивнул.
— Ну, я пойду? — сказал он, потоптавшись на месте, после чего взял зачем-то шапку под мышку и боком вышел за дверь.
— Вот видишь, монна Мария, голубка ты моя, видишь, все и улаживается, — воскликнула Аньола. — Да ты не тревожься, все будет как надо. Коппо только с женщинами такой телок, вообще-то он парень хоть куда… Ну, а теперь давай собираться.
Сборы не заняли у них много времени. Мария взяла с собой кошелек, куда сложила и записки Панцано — единственное, что ей было дорого в этом доме, — да поверх своего повседневного платья, по совету служанки, надела еще одно, голубое атласное, особенно любимое ею. Аньола же, сбегав к себе в комнату, постаралась напялить на себя чуть не весь свой гардероб, отчего заметно пополнела и стала выглядеть довольно неуклюжей. Покончив с этими делами, девушки сели рядом на кровать и стали дожидаться прихода садовника, прислушиваясь к звукам, непривычным в ночном доме, и жалобному посвистыванию ветра в щелях закрытых ставен. Так прошел, наверно, час, показавшийся девушкам годом. Наконец за дверью послышалось царапанье. Аньола вскочила и впустила в комнату садовника с большой круглой корзиной в руках и со свертком одежды под мышкой.
— Ну вот, — сказал он. — Напоил их, теперь дай бог к обеду очухаются. У меня в каморе дрыхнут. Хотел с них штаны стянуть, да подумал, противно вам будет надеть их. Пакостники они, сидеть-то с ними и то тошно было…
Выпитое им вино сделало его болтливым, он чувствовал это, стыдился самого себя, но совладать с собой не мог.
— Куда же ты годен такой? — с гневом проговорила Аньола.
— Это сейчас выветрится, — опуская глаза, возразил Коппо. — Выйду на ветерок — и как рукой снимет. Я уж знаю…
— Ты уж знаешь! — сердито передразнила его служанка, однако не прибавила больше ни слова, потому что Мария, прервав ее, принялась расспрашивать садовника о том, как он надеется вывести их из дома.
План Коппо был довольно мудреным. Переодевшись, девушки должны были тихонько спуститься во двор, подобраться поближе к дверям привратницкой и там начать пьяную ссору, а еще лучше потасовку, помять два-три куста роз, а главное — наделать побольше шуму. Тут в игру вступит разъяренный Коппо, схватит мнимых юнцов за шиворот и с позором выставит на улицу.