Повесть и рассказы
Шрифт:
— Не волнуйтесь, дети. Осенью в Петрограде всегда дуют сильные северо-западные ветры…
«Бух!» — раздался пушечный выстрел.
— …они гонят воду Финского залива против течения в Неву, и мы ежегодно наблюдаем в это время некоторое повышение ее уровня.
«Бух!» — стукнула пушка.
Учительница замолчала…
— Как быстро прибывает вода, — сказала она тихо, — не было бы… — Она взглянула на нас. — На чем я остановилась?
— На наводнении.
— Нет, я не сказала «наводнение», я сказала, что мы наблюдаем повышение уровня воды.
«Бух!» — грохнуло за окном.
— Наблюдаем повышение… —
— …воды, — сказала я.
— …воды, — повторила учительница. — Да, так вот, — встрепенулась она, — каждый выстрел означает повышение воды на десять сантиметров выше ординара, то есть нормального уровня.
«Бух!» — равнодушно сосчитала пушка.
— Не волнуйтесь, дети, — протянула учительница каким-то жалобным голосом, схватила стакан и стала пить глотками. Потом поставила стакан на место и заговорила: — Последнее наводнение произошло сто лет тому назад, в тысяча восемьсот двадцать четвертом году. Ему посвящен «Медный…»…
«Бух!»
Учительница вздрогнула и замолчала… Вытянув шею, она стала двигать глазами, как бы прислушиваясь к чему-то.
— «…всадник», — сказал кто-то.
— Да, «Медный всадник», — подхватила учительница. — В свое время вы будете проходить это произведение Пушкина.
Она взглянула на часы.
— Обычно через три-четыре часа ветер меняет свое направление, и уровень воды снижается до нормы.
«Бух!» — опять раздался раскатистый бас пушки.
Учительница посмотрела на нас откровенно испуганными глазами.
— Я сейчас вернусь, дети! — неуверенно протянула она и выскочила из класса.
Кто-то сразу встал на голову у стены. Остальные начали прыгать по партам, визжать и возиться. Мы еще не успели как следует разгуляться, как вошла Галина Николаевна, наш завуч, и закричала:
— Дети, сегодня уроков больше не будет! Капитолина Валентиновна ушла немного раньше, потому что она живет на Васильевском острове, а это один из затопляемых районов города. Ветер, по-видимому, скоро утихнет, но вы сразу идите по домам, нигде не задерживайтесь.
Через минуту мы все были на улице.
Ветер не только не стихал, а, наоборот, усиливался. Он свистел в ушах, затыкал рот и нос. Было трудно дышать. Я хватала воздух, отворачивая лицо от неожиданных вихрей. Женщины вертелись, опуская взлетающие юбки, мужчины гонялись за кепками и шляпами. У Летнего сада я услышала треск. Медленно валилось толстое дерево. Оно обрушилось на белую обнаженную статую. Статуя покачнулась и упала, продолжая стыдливо прикрываться руками.
— Чудовищно! — сказал старый высокий человек.
Он стоял рядом со мной и смотрел на белые пятки, торчавшие из-под желтых листьев. Волосы у старика косо стояли дыбом.
— Дитя мое, — обратился он ко мне, — почему ты на улице?
«Дитя мое» говорили только в книгах, и мне показалось, что старик шутит.
— Городу угрожает наводнение. Я рекомендую тебе… — продолжал он, как бы читая книгу, но не договорил и погнался за своей шляпой. Ветер покатил ее по земле, пронес по воздуху и швырнул в набухшую водой Фонтанку.
По Марсову полю в сторону Невы быстро шел отряд милиции. Проехала пожарная машина. Какие-то люди несли на плечах лодку, как гроб. Промчался извозчик, нахлестывая лошадь. Деревья и кусты
Из люка на мостовой осторожно показались темные блестящие змейки. Они быстро расползались, заполняя впадины между булыжниками. Из подворотен и парадных стали выбегать люди с узлами. Плакали дети.
— Подвал заливает! — крикнул человек с красным лицом. — С грунта вода прет!
Из подвального окна выскочила растерянная пышная кошка. Брезгливо озираясь, она пробралась в парадное.
Когда я шла мимо Пушкинского дома, вода Мойки уже перехлестывала через край и стала лизать гранитные плиты набережной бурными дрожащими языками. Мне показалось, что булыжники, окруженные водой, качаются на поверхности глубокой реки… Стало страшно, и я побежала домой без оглядки. Свистел ветер, бухала пушка, люди кричали что-то друг другу, высовываясь из окон, прохожие встревоженно бежали по улице. На реке показались лодки. Было странно видеть, как они плыли на уровне мостовой, мелькая сквозь решетку.
Кто-то крикнул:
— Тина!
Это была моя одноклассница, Женька Баландина. Она догнала меня. Банты в косах летели за ней, как две синие стрекозы.
— Тина, пошли на Неву!
— Да что ты! Посмотри, как вода выливается из Мойки.
— Испугалась, домой бежишь?
— А что мы будем делать на Неве?
— Спасать.
— Кого спасать?
— Как ты не понимаешь? Там все сейчас тонуть начнут. Помнишь, дед Мазай и зайцы?
Я вспомнила доброго деда Мазая, его лодочку, полную зайцев, и подумала, что, конечно, надо бежать спасать людей, раз они тонут.
— Пошли, — сказала я.
Мы огляделись на Певческом мосту, у Капеллы. Перед нами открылась широкая Дворцовая площадь. Черный ангел на светлой колонне смотрел вниз, крепко держась за крест. Далеко над крышами блестел Исаакий, как тусклое солнце. На площади ветер особенно ершился, гоняясь за осенними листьями из Александровского сада. Они стоймя бежали по булыжнику, как желтые цыплята.
Мы вышли на улицу Халтурина, где у входа в Эрмитаж неподвижно стояли обнаженные гиганты из темно-серого гранита. Я всегда очень их жалела. Зимой мне казалось, что они вот-вот запрыгают от холода, охлопываясь руками, как извозчики; летом я ждала, что они положат на землю тяжкий балкон, придавивший им плечи, и немножко отдохнут, выпрямив затекшее тело. Я знала, что это невозможно, и все-таки надеялась на чудо. Так и в этот раз я покосилась на их согнутые, покорные фигуры: а вдруг они пошевелятся, а вдруг, если позвать, два громадных каменных человека, тяжко топая, пойдут с нами? Но чуда не произошло. «Наверное, все-таки чудес не бывает», — подумала я, пробегая мимо.
Мы вышли на Неву. Широким потоком через спуски вода катилась на мостовую. Вся сизая ширь реки завивалась белыми барашками. Они катились под ветром, строптиво подскакивая. Маленький буксирчик, с трудом расталкивая барашки, тащил за собой пустую баржу. Круглый белый дым косо слетел со стены Петропавловской крепости, и сразу же громко ахнул выстрел. Деревянная торцовая мостовая вспучилась, сломалась и кусками закачалась по мелкой воде. Зеваки, стоявшие на набережной, стали быстро расходиться. Окна подвала, захлебываясь, шумно втягивали в себя воду.