Повесть и рассказы
Шрифт:
Обычно в это время я уже бежала в один из старинных садов, расположенных неподалеку, или в прозрачный, продуваемый невским сквозняком садик у Зимнего дворца, или в чопорный Летний сад, украшенный голыми фигурами, на которые я стеснялась смотреть при всех. Зимой эти фигуры прятали в деревянные футляры, похожие на дачные уборные. Но больше всего мне хотелось забежать в Михайловский сад, тенистый и уютный, с неожиданными закоулками, с мелкой речкой без ограды, куда можно было бы окунуть руку или ногу, как на даче.
Но
Люди, вышедшие утром в легких платьях, доверчиво радуясь солнцу и теплу, бегом возвращались домой, застигнутые внезапным мелким дождем и холодным ветром — спутниками коварной ленинградской погоды.
Вот по мостовой проехал извозчик, в пролетке сидела дама в лиловом фетровом горшке, натянутом на уши.
По гранитным плитам набережной прошел старый стекольщик. Он осторожно, пружиня коленями, тащил на себе плоский ящик с большим стеклом, сквозь которое я увидела, как строгий дом напротив вдруг зашатался и пошел волнами…
По тротуару прошел Валька — мальчишка, живущий где-то за углом. С этим мальчишкой у меня были свои счеты…
Он нес сумку с хлебом. Остановившись под моим окном, он стал вертеть сумкой, как пращой, и раза два чиркнул хлебом по подоконнику. Из сумки выпала булка. Оглянувшись, он поднял ее, вытер о штаны и сунул обратно. Я постучала в стекло, он посмотрел на меня, я показала ему язык, он погрозил мне кулаком.
Но вот дождь перестал. Робкое, невидимое солнце осветило чугунную решетку с узором, похожим на какой-то знакомый цветок, зеленоватую рябую поверхность реки, медленно движущейся на сером фоне гранита.
Люди закрыли зонтики, опустили воротники, повеселели, а какая-то девушка в голубоватом ситцевом платье даже подпрыгивала, напевая. Вдруг она споткнулась, чуть не упала и запрыгала на одной ноге — с другой свалилась туфля. Девушка подняла ее и стала горестно рассматривать, пытаясь приставить отломанный высокий каблук. Потом, опустив руку с туфлей и стоя на одной тонкой ноге, она прислонилась к гранитной тумбе у реки и стала похожа на большую цаплю.
Я посмотрела на свои ноги в тапочках и вспомнила про мамины новые туфли, стоящие под кроватью. Я схватила их и широко распахнула окно.
— Послушайте, тетя! — крикнула я, размахивая туфлей. — Идите сюда!
Девушка подняла заплаканные глаза и с удивлением посмотрела на меня.
— Идите, идите, померьте туфли!
С тем же удивленным выражением лица она подошла ко мне.
— Как же? — спросила она растерянно. — Это чьи?
— Мамины.
— А тебе не попадет? Где твоя мама?
— Ушла.
— Наверное, попадет.
— А вы их скорей принесите.
Девушка надела туфли.
— Как раз! — сказала она, потопав ногами. — Прямо чудо! Откуда ты взялась? Это здорово, как ты меня выручила! А я уж совсем раскисла, не знала, что делать. Чуть
— Двадцать шесть.
— Ну, я пошла.
И я увидела, как мамины туфли убежали, шлепая по лужам.
Через час пришла мама. Мы сели обедать вдвоем, — папа задержался на работе. Мама, как всегда, стала расспрашивать меня о проведенном дне. Я долго, с подробностями рассказывала ей о том, что было в школе два дня тому назад, потом вспомнила, что в Мойку недавно упала кошка, но про кошку мама не дослушала и спросила:
— А что с тобой случилось?
— Со мной? Ничего.
— Нет, я вижу — ты хочешь мне что-то рассказать.
Я до сих пор не понимаю, как она угадывала эти вещи…
Я совсем не хотела рассказывать ей про туфли, но тут же рассказала и уже с первых слов поняла, что мне попадет, и попадет за дело.
Я не знала, где живет эта девушка, я не знала, когда она принесет мне туфли, я вообще не знала, кто она, видела ее в первый раз. Но я верила ей, мне и в голову не пришло, что она может меня обмануть.
— Как же ты могла отдать мои туфли какой-то незнакомой женщине? — спрашивала мама сердито.
— Но она принесет.
— Когда?
— Не знаю. Наверное, вечером.
— Тебе уже девять лет, ты взрослая девочка, что это за легкомыслие такое?
— Но она не могла идти, у нее сломался каблук, мне ее стало жалко, она плакала, она спешила…
— А вдруг это была какая-нибудь воровка? Она могла влезть в форточку и ограбить квартиру.
Я представила себе, как эта худенькая девушка с грустными глазами лезет в форточку в одной туфле, а другую держит в руке.
Мне стало смешно, и я засмеялась.
— Ах, ты еще смеешься! — мама покраснела и совсем рассердилась: — Ты понимаешь, что ты оставила меня без туфель?
— Она принесет.
— Ты в этом уверена?
— Уверена. Вот я сейчас сяду на окно и буду ждать. Сяду и буду ждать, пока она не принесет туфли.
— Не говори глупостей! Я думаю, что ты состаришься на подоконнике и все-таки не дождешься девицы с моими туфлями. Лучше садись и делай уроки.
Как я могла делать уроки? Ни таблица умножения, ни задачи, ни грамматические правила не помещались в моей голове, заполненной совсем другими мыслями.
Каждую минуту я вскакивала и смотрела в окно. Я думала: «Вот она уже заворачивает с Невского на Мойку, вот идет мимо Волынского переулка, вот-вот она пройдет мимо нашего дома… Нет, это два пионера с портфелями, они о чем-то спорят, один несет большой свернутый лист бумаги… Нет, это толстая нянька с тощим ушастым мальчиком, похожим на слоненка… А это целый отряд красноармейцев со свертками — наверное, идут в баню».
Уже совсем стемнело… Много людей проходило мимо, внезапно появляясь в свете нашего окошка, но моей девушки среди них не было.