Повесть и рассказы
Шрифт:
Через два дня, после отдыха, театр выехал в Прагу на съемки. Все отправились самолетом, а я поехала машиной. Мне хотелось посмотреть страну — дорога шла по горам и долинам Словакии и Чехии.
Даже из окна машины можно заметить, как бурно развивается Словакия. Расширяют, делают судоходными реки, строят заводы, дороги, и хотя словацкие деревни с синими оштукатуренными избами, крытыми дранью, отличаются от чешских, похожих на города, уже видно, как осуществляется мечта Карела Чапека. Он сказал о Словакии: «Вы не представляете себе, что из нее может получиться, какой станет эта земля, не уступающая в славе своей альпийским долинам, земля воздуха и благовоний, лесов и гор, как только придут люди и научатся
Я видела чудесные дороги, обсаженные фруктовыми деревьями. Я видела горные пейзажи Высоких и Низких Татр, прекрасные санатории в горах, новые мосты, новые заводы и молодые поселки вокруг них, новое русло реки Вах, которая станет судоходной. Я видела гостеприимные надписи на столбах у дороги: «Остравский край Вас приветствует»; «Градецкий край Вас приветствует».
И вспомнила Остраву, где мы играли четыре дня. Напротив гостиницы, прямо через улицу, по подвесной дороге двигались вагонетки с углем. По ночам пылали обузданные пожары домен. Жаркий ветер нес на город тучи дыма, и на белоснежных скатертях ресторана лежал слой черной гари. Она хрустела на зубах, размазывалась по лицу, лезла в глаза — ветер был в сторону города, который недаром называется «Черная Острава». Председатель городского совета, усталый приветливый человек с медленными, внимательными глазами, сказал нам:
— Есть поговорка: «Чтобы Прага была золотой, Острава должна быть черной». Но поговорка стареет: в ближайшие годы будет осуществлен проект избавления города от дыма.
Вот уже позади черный дым. Мы едем дальше через Бескиды, мимо отцветших черемух и наливающихся вишен. А весной, когда все цветет, в здешних местах под окнами деревенских красавиц можно видеть «майки». Это озорной и красивый обычай: ставить под окнами у любимой девушки высокий шест, украшенный березкой, цветами и лентами, — «майку». Влюбленные парни ставят ее тайно, по ночам. Иногда у одного дома можно увидеть два, а то и три шеста.
Машина мчится вдоль реки Бечвы, через небольшие городки — Валашское Междуречье, Границе-на-Мораве, мимо Липника, мимо Богатой Ганы, где женщины когда-то носили по десять юбок, надетых одна на другую; мимо странных хохлатых деревьев над рекой, мимо цветущих, плодороднейших долин Моравии — житницы страны.
Получасовой отдых в Оломоуце, крупном промышленном городе. На центральной площади стоит конная статуя. Из ноздрей лошади прямо на камни мостовой льется широкая струя воды. День жаркий. Под мелкие рассыпчатые брызги подскакивают дети и распаренные жарой мужчины. Тут же, на площади, как во многих городах и местечках Чехословакии, стоит черный известняковый памятник, изображающий святого Рохуса в окружении ангелов. Это средневековые монументы, так называемые «моровые столбы». Они остались со времен опустошительной эпидемии чумы, прокатившейся по Европе. Ими перепуганные суеверные люди хотели остановить болезнь…
Оломоуцкая кофейня. Съедаю бутерброд, на котором заботливо и аппетитно уложены кусочки яйца, колбасы, сыра, масла и еще чего-то непонятного, но очень вкусного.
Пейзаж летит мимо нас, только ветер, посвистывая, отскакивает от стекол. Скоро Прага…
Кончается еще одна дорога. Она — за рубежами нашей страны, но она продолжает длинную ленту дорог нашей кочевой актерской жизни. А были в ней, в этой кочевой жизни, и широкие, благоустроенные шоссе Москва — Ленинград, Москва — Минск, Москва — Симферополь. Были капризные, извилистые, нагретые солнцем дороги Кавказского побережья, проложенные вдоль горных
Много, много дорог проехали мы на машинах, в самолетах, в поездах. Среди них и таежные дороги Советской Гавани, и дебри Сучана, и пыльные, горячие дороги Средней Азии, и тряские проселки целины, забитые ревущими, полными зерна грузовиками. И старинные тракты Алтая, со стадами пыльных овец и медлительных косматых яков, и паромы, где вперемежку стояли машины, люди, ковры, лошади.
…А сейчас за окнами машины проносятся мирные пейзажи страны наших друзей. Под колесами уходит назад еще одна дорога.
Здравствуй, Прага! Обаятельная и деловая, с неповторимыми улицами, многолюдьем и приветливыми прохожими!
«ЧЕЛОВЕК СО МНОГИМИ ЛИЦАМИ»
Завтра начинаются съемки. Обстановка точности и деловитости царит на киностудии, где снимается фильм.
В павильоне уже построены четыре декорации. Райкин по мере надобности переходит из одной в другую. Он играет на чешском языке. К концу нашего пребывания в Чехословакии мы уже довольно сносно разговаривали по-чешски.
Фильм цветной. Называется он «Человек со многими лицами».
Почти всех персонажей, а их около двадцати, играет Райкин. Несмотря на то что в фильме есть массовые сцены — улицы, футбольный матч, — так называемых «массовок» не было. Просто очень искусно загримированный Райкин шел по главной улице Праги, Вацлавскому Наместью в обычной деловой толпе. Он играл толстого провинциала в широкополой шляпе, обвешанного покупками, с плюшевым медведем на плече. Он останавливался у витрин, глазел на прохожих, ронял покупки. Люди спешили по своим делам, не обращая внимания на чудаковатого толстяка. Никто не замечал одной детали, да и трудно было ее заметить: по мостовой, вдоль тротуара, двигался небольшой, закрытый тентом грузовик. Сквозь дырочку в брезенте кинокамера подсматривала за улицей и за одним из прохожих.
Футбольный матч, где Райкин изображал вратаря, был обыкновенным календарным матчем между командами двух чешских спортивных обществ. Часть эпизода на спортивном поле была снята до начала матча при полных трибунах. Потом началась игра. Когда игроки перемещались к одним воротам, в другие вместо вратаря становился Райкин в спортивном костюме. Эти кадры были сняты опять сквозь дырочку, но уже в тенте санитарной палатки.
В некоторых сценах Райкин играет двоих собеседников. В таких случаях, конечно, применялась комбинированная съемка. Гримы в фильме делал великолепный гример-художник Грдличка, много лет работавший в итальянском кино.
Зденек Подскальский — высокий худощавый человек с бородкой на молодом лице, с мечтательными голубыми глазами и спокойными движениями — оказался очень энергичным и тонким режиссером. Без нажима или назойливой подсказки он мягко, с хорошим юмором и вкусом помогал Райкину советами.
В результате получился цветной пятичастный фильм-сувенир с чудесными видами Праги, с несколькими смешными и лирическими эпизодами, с разоблачением номера трансформации из последней программы театра. Впоследствии чешское издательство выпустило книгу о Райкине, иллюстрированную снимками из этой картины.