Повесть из собственной жизни. Дневник. Том 2
Шрифт:
Что-то мой Юрий?
26 января 1937. Вторник
Сегодня мне утром Игорь сказал, что у него в этом месяце за dictee [414] — 2 (вместо 10) и ecriture [415] вместо 6–4. Я расстроилась до слез. Стоит ли? Конечно, нет. И сколько у меня будет еще таких огорчений! Больше всего мне обидно, что у него нет никакого самолюбия. Будет вместо 2-го ученика каким-нибудь 12-м или 22-м, и ему все равно!
414
Диктант (фр.).
415
Письмо (фр.).
С Юрием, слава Богу, все благополучно. Конечно, работать еще не может,
416
L’avantage — выглядеть превосходно (фр.).
3 февраля 1937. Среда
Встала поздно, в первом часу дня, и сразу почувствовала: нечего делать. Не то что действительно нечего делать (дел даже много! но на домашнюю работу нет сил, сердце щемит), а вообще в жизни мне нечего делать. Хотелось вопить во весь голос: «Я не могу больше жить! Я не могу жить!» Стараюсь быть до конца чистой и спрашиваю себя: «А смогу ли умереть?»
Минутами сознаюсь, что — да. Потом охватывает лень (максимум страх). Все становится безразличным. Реву непрерывно по малейшему поводу, а чаще без всякого повода. Плачу и твержу, что не могу жить. Что это, неврастения? Или просто большое количество сахару?
16 февраля 1937. Вторник
Времени как будто много прошло, а настроение то же. Почему-то вдруг вспомнилось детство. Очень далекое: Елшанка, мокрая от росы трава, туман над озером. Ожерелье из водяных лилий. Шелест серебристых магнолий на берегу… Почудилось почти физически, самый воздух того времени: бревенчатый забор — все, все. И так ясно, так четко. Тогда я еще ничего не слышала ни о Париже, ни об инсулине… А с чего это вдруг? Никогда я не вспоминаю о России…
А потом вдруг неудержимо потянуло в Севр, на старые места. Если бы было, с кем оставить Игоря, поехала бы побродить по Quai du Point du Jour [417] , по Couronnes, по тем самым местам, где была молодость. Где «вся жизнь была впереди», та жизнь, в которой сейчас безнадежно запуталась.
417
Набережная Рассвета (фр.).
17 февраля 1937. Среда
Сегодня в диспансере доктор мне сказал, что Игоря надо отправить в деревню, причем не меньше, чем на год. Я отказалась.
— Reflechissez-vous. Il n’a rien de mal, mais regardez, quelle mauvaise mine de cet enfant [418] .
Я все-таки отказалась. Mauvaise mine [419] — это от Парижа. А уехать в провинцию мы все равно не можем: и Юрий уже не получит работы, и я останусь без инсулина. Жить и умереть я должна в Париже. А отправить Игоря опять куда-то в превенториум — я больше не смогу. На лето отправлю его в Швейцарию. На 2 месяца. Доктор сказал: «Се n’est pas difficile [420] . А я в эти два месяца очень верю.
418
Подумайте. В этом нет ничего плохого, но смотрите, как бы не причинить зла ребенку (фр.).
419
Плохой вид (фр.).
420
Это не трудно (фр.).
Вчера приходил Закович. Юрия не было дома. Нес какую-то чепуху о каком-то новом обществе: вроде масонского, к которому можно относиться «и серьезно, и комически», а сам он, видимо, не знает, как на это смотреть, «серьезно или комически», потом совсем запутался и сказал, что он вообще все это бросит, что ему не до того, что его дочка 2 1/2 лет больна туберкулезом и лежит в госпитале. Вид у него был расстроенный и жалкий. Никогда этот человек не был мне симпатичен, а тут я почувствовала к нему большую симпатию и жалость. Должно быть потому, что тревоги-то у нас одинаковые.
<Март1937>
Девочка
22 марта 1937. Понедельник
Опять так давно-давно не писала. Были какие-то события, какие-то разговоры, какие-то настроения, но все мимо, мимо…
Кровавые события в Клиши и забастовка в метро и автобусах, вдоль тротуаров — невыносимые ордюры [421] . Митинг на зимнем велодроме. Битком набитые поезда метро и пение Интернационала. Немножко жуткое, чуть-чуть приподнятое настроение: начало революции? Потом — успокоение. Все, как всегда. Надолго ли?
421
L’ordure — отбросы, мусор (фр.).
Как всегда, да не совсем. Бастуют табачники, и сегодня в Париже уже с трудом достать «Gauloise» bleu [422] . Бастуют портные и служащие «Maison Choque» [423] , так что Юрий уже который день там не работает, а это значит, каждый день 17 фр<анков> из кармана. Революции со всеми ее последствиями, в сущности, не хочется. Особенно жалко Игоря. По себе знаю. А с Юрием неделю назад произошел такой случай. Возвращался он от Фондаминского [424] в 1 1/2 ночи по Convention [425] . Ни души. У тротуара стоит маленький camion [426] с потушенными огнями, и пять фигур: четыре мужчины и баба. Двое подходят к Юрию и спрашивают, как проехать на Halles [427] . Юрий начинает объяснять дорогу. В это время двое других подходят сзади. Тогда один из них говорит:
422
«Голуаз — марка французских сигарет, «Ые («голубые) — разновидность (фр.).
423
«Контора Шока (фр.).
424
Возвращался он (Ю.Софиев — И.Н.) от Фондаминского — Т. е. с собрания «Круга».
425
Улица Конвансьон (фр.).
426
Грузовой автомобиль (фр.).
427
Рынок (или же одноименное название площади в центре Парижа) (фр.).
— Хорошо, месье, на это вы нам дадите денег, чтобы платить за Halles, — и направляет на него большой нож.
Юрий не растерялся. Первые его слова были:
— Attention au nettement! [428] — и дальше. — Vous etez mal conte [429] . У меня есть только 70 с<антимов>, на метро, так как я опоздаю, если пойду пешком.
— Да у вас есть еще бумажник.
Юрий достает бумажник.
— Да, в нем очень дорогая вещь: Carte d’identite. Больше ничего.
428
Внимательность и точность! (фр.).
429
Вы плохо осведомлены (фр.).
Негодяи пощупали сверху кармана, стоят в нерешительности. Один начинает заводить мотор. Юрий опять:
— Если вы правда едете на Halle, так вы поедете мимо моего дома и подвезете меня. Alors?
— Rues brave. Alors.
— Je pense beau, je suis ancien combattant.
— Qa. se voit. Et bien. Monte! [430]
Доехали до rue du Chateau.
— Assez. Je descends. Au revoir et merci.
— Au revoir, copin. [431]
430
— Ну так что?
— Это смело. Ладно.
— Я надеюсь на лучшее, я бывший фронтовик.
— Это видно. И хорошо. Выправка! (фр.)
431
— Достаточно. Я выхожу. До свидания и спасибо.
— До свидания, приятель (фр.)