Повесть о чекисте
Шрифт:
— Расскажите, Иван Александрович, что там у вас с «ПС-3»? В каком состоянии дизель? — Гефт перешел к столу. — Чья бригада работает на монтаже? Почему затянули срок?
Слушая доклад, он пытливо разглядывал начальника цеха. Выполнение его миссии во многом зависело от этого человека, от того, с кем он будет в этой борьбе.
А Рябошапченко, чувствуя на себе пристальный взгляд инженера, нервничал. От волнения у него сохло во рту. Обстоятельно информируя о работах по установке двигателя, он часто умолкал, чтобы собраться с мыслями. Думая, по привычке
— Вы говорите, что работает бригада Берещука? — перебил его Гефт. — Ну что же, давайте, Иван Александрович, пройдемся на корабль...
Они вышли из кабинета и спустились вниз.
Рябошапченко был пониже Николая ростом, поэтому, разговаривая с ним, он задирал голову. Его темно-карие глаза, прищуренные от яркого солнца, смотрели на Гефта с внимательной хитрецой.
Над входом в механический цех бросалось в глаза барельефное изображение святого Николая Мирликийского — покровителя морского промысла. Святой достался в наследство еще от тех времен, когда завод был эллингом «Русского общества пароходства и торговли» — РОПиТ. В бытность Гефта на заводской практике этого барельефа не было: его заштукатурили и сровняли со стеной. При оккупантах штукатурку отколупали и барельеф восстановили.
«Чему же теперь покровительствует святой тезка? — мелькнула у него мысль. — Пиратскому промыслу гитлеровцев?!»
Незаметно они дошли до пирса, где был ошвартован немецкий сторожевик.
Николай прикинул на глаз тоннаж корабля: шестьсот, не больше. Посмотрел вооружение: одна зенитная пушка, две двадцатимиллиметровых, спаренный пулемет и бомбосбрасыватели.
«Досадно, что такую щуку придется выпустить в море!» — подумал он, спускаясь вместе с Рябошапченко в машинное отделение.
Бригада Михаила Степановича Берещука встретила их появление настороженным молчанием. К работе еще не приступали, один покуривал, другой суконкой шлифовал зажигалку, третий читал, двое завтракали, здесь же, на станине, расстелив газету.
Гефт поздоровался с бригадой и приступил к осмотру. Придирчиво, педантично он исследовал все части двигателя, от центровки до топливных насосов высокого давления. По тому, как он это делал, рабочие поняли, что перед ними не механик Сакотта, а инженер, отлично знающий свое дело.
Изредка Гефт задавал скупые вопросы бригадиру.
«Разумеется, значительная часть монтажа выполнена, — пришел он к заключению. — Но как выполнена?! За такую работу в прежнее время я бы с треском снял бригадира!»
Николай Гефт помнил бригадира по первому знакомству с заводом в студенческие годы. Уже тогда Берещук был одним из лучших специалистов по судовым двигателям, он вырос здесь, в этом цехе, сложился в мастера, тонкого знатока корабельного сердца.
«Что же это? Нарочитая небрежность? — думал Гефт. — Если бы я мог запросто сказать Берещуку: так, мол, и так, дорогой человек, нужно, понимаешь, мне нужно, чтобы двигатель работал! Но ведь не скажешь!.. Надо становиться к машине самому и шаг за шагом преодолевать
— У меня такое впечатление, что осталось сделать не так уж много: закончить центровку, ликвидировать пропуски во фланцах маслопровода, опрессовать, отрегулировать топливные насосы, форсунки и наладить пусковую систему. На всю эту работу нам дано три дня. Руководство я беру на себя.
— Три дня?! — ахнул Берещук.
— Да, Михаил Степанович, три дня. Я сделаю точные замеры клиньев, а вы, шеф, — обратился он к Рябошапченко, — лично проследите за тем, чтобы в цехе снимали прострожку с самым минимальным допуском. Пойдемте, Иван Александрович, наверх, поговорим...
Они поднялись на верхнюю палубу, присели на люк-решетку.
Посвистывающий в ковше буксир замолчал, и в наступившей тишине они ясно услышали снизу, из машинного отделения, сказанное кем-то в сердцах:
— Вот немецкая шкура! Выслуживается, стервец! — Голос был густой, басовитый.
Не сдержав улыбки, Николай взглянул на Ивана Александровича:
— Серьезные ребята у Михаила Степановича!
— Это не со зла... — забеспокоился Рябошапченко. — Конечно, голодно, жить трудно, некоторые вот мастерят зажигалки — и на рынок... Тут ничего не сделаешь... А работают они добросовестно...
О добросовестности рабочих Гефт не спорил, он только что убедился в наличии у рабочих совести.
В тот же вечер, уже закончив свой трудовой день на немецком сторожевом корабле, по дороге с пирса Гефт встретил на территории завода Полтавского. В довоенное время Андрей Архипович плавал старшим механиком на теплоходе «Аджаристан», часто заходил в Туапсе, встречались они за бутылкой «сухого».
— А я слышу, травят по заводу байки: Николай Гефт появился! Нет, думаю, не может того быть! А ты, скажи пожалуйста!.. — тряся руку Николая, говорил Полтавский.
— Давай отойдем в сторонку, — предложил Николай, чтобы выиграть время.
Они перешли дорогу и сели на скамейку.
Из отводного колодца с шипением вырывалось белое облачко пара. С электростанции доносилось тяжелое дыхание дизеля. А прямо над их головой в густой листве акации чирикала какая-то пичуга.
— Не томи, Николай Артурович! Какими судьбами ты оказался в Одессе? На Марти?
«Что сказать? Ответить по легенде — оттолкнешь от себя человека. Солгать — концы не сведешь с концами», — подумал Николай и решил в пределах возможного придерживаться золотой середины:
— В сорок втором меня взяли в армию, прошел я курсы «Выстрел», был командиром. Во время боев за Харьков свалил меня брюшной тиф. Когда наши Оставляли город, я был в горячке, в бреду. Пришли гитлеровцы. Как я выжил — не спрашивай, но выжил. Потом немцы отправили меня по месту постоянного жительства. Приехал я в Одессу. Старикам и без меня тяжко, на их иждивении долго не просидишь, да и трудповинности не миновать. Пошел к Вагнеру — я у него учился, — получил рекомендацию. Жить-то надо...