Повесть о чекисте
Шрифт:
— Для чего это, Коля? — У нее и голос дрогнул от волнения.
Когда его готовили к заброске в Одессу, чекисты обсуждали с ним разные варианты легализации. Тогда они решили, что по прибытии в Одессу он отправится к Зине. Николай пошел к Юле Покалюхиной и не жалел об этом, но...
«Пришло время, — подумал он, — сказать Зине правду».
— У вас в подвале мы установим радиоприемник, будем принимать сводки Информбюро, — решился Николай. — Люди должны знать правду. Это поддержит их мужество, даст силы в борьбе.
—
Он долго стоял и смотрел Зине вслед, пока она не скрылась, затем свернул на Большую Арнаутскую.
Юля на кухне варила кофе.
Николай вошел в комнату. Перебирая на ее столе книги, учебники по анатомии и педиатрии, он наткнулся на тонкую клеенчатую тетрадь с конспектом по... богословию!
Юля на подносе внесла кофейник и две чашки.
— Что это? — спросил он, показывая клеенчатую тетрадь.
— Запись лекций. В институте не ставят зачета в книжку по основным дисциплинам, если нет отметки по богословию.
Пропуская сквозь пальцы страницы тетради, исписанные убористым почерком Юлии, в раздумье он сказал:
— Интересно... Очень интересно... — И неожиданно: — Юля, ты можешь отдать мне эту тетрадь?
— Возьми. Ты решил заняться богословием? — не без иронии спросила Юля.
— Ты угадала, — ответил он серьезно. — У меня к тебе два поручения. Первое: у вас в институтской библиотеке есть подшивка «Одесской газеты»?
— Никогда над этим не задумывалась. Думаю, что есть.
— Посмотри номера за октябрь прошлого года, найди репортаж о банкете в честь годовщины со дня оккупации Одессы и выпиши, слово в слово, выступление инженера Петелина Бориса Васильевича.
— Петелина Бориса Васильевича, — закрыв глаза, повторила Юля. — Так, второе?
— Достань в лаборатории института десятипроцентный раствор желтой кровяной соли.
— Сколько?
— Кубиков двадцать пять — тридцать.
— Хорошо. Это все?
— Все.
— Тогда у меня для тебя есть новость! Я добыла сводку Совинформбюро! — Юля положила перед ним листок, вырванный из блокнота.
Николай взглянул на сводку, пододвинул к себе пепельницу и сжег бумагу.
— Где же ты добыла, как ты говоришь, эту сводку? — Он взял чашку и слушал ее, прихлебывая кофе.
— У меня есть знакомая — студентка мединститута Аня Осика. Ее дядя, местный немец, открыл мыловаренный завод. Живут они — угол Рождественского переулка и Новосельской. У них в доме с разрешения коменданта радиоприемник. Осика любит гадать на картах. Я зашла к ней погадать. Как водится, вышла мне дорога через казенный дом, а на сердце лег червонный король и много-много денег и счастья. Словом, Осика в своем репертуаре.
— Глупый и совершенно ненужный риск! Я запрещаю тебе заниматься отсебятиной! На первый раз считай, что ты получила выговор, ну, а если подобная история повторится... Пеняй на себя.
Ничего не сказав, Юля стала убирать со стола.
— Вот ты и обиделась. Тебе, видимо, кажется, что это веселая самодеятельность прежних лет. Понимаешь, Юля, мы все должны подчиняться военной дисциплине, усиленной чрезвычайными обстоятельствами подполья. Плохо, если ты этого не понимаешь...
— Ну хорошо, больше это не повторится, — тихо сказала Юля.
Николай простился и, захватив клеенчатую тетрадь, ушел.
Прошло два трудных, напряженных дня.
Николай вкладывал в установку двигателя всю свою силу, все знания человека, истосковавшегося по настоящему делу. Он сам руководил центровкой двигателя, проверил зазоры между стрелами на фланцах валов коленчатого и гребного. Строго рассчитывал клинья и следил за тем, как их пришабривали, подгоняя на месте. Он сам отрегулировал пусковую систему и перебрал редукционный клапан. Наблюдал за опрессовкой топливных насосов и форсунок. И если бы не окружающая его атмосфера неприязни и недоверия, Николай от этой работы получил бы искреннее удовлетворение, но он знал, на что идет, и был готов ко всему.
К концу третьего дня они опробовали двигатель в работе, тщательно отрегулировали нагрузку по цилиндрам, проверили все навесные агрегаты. Машину можно было предъявить к сдаче на ходовых испытаниях.
Завтра, двадцать пятого июня, точно в срок, назначенный Загнером, сторожевик отдаст швартовы я выйдет в море.
МЕЖДУ СТРОК...
В полной темноте на ощупь Николай открыл дверь, пошарил по столу руками, нашел лампу и зажег. С тех пор как бомбили Плоешти, на электростанции не хватало горючего.
Родители давно спали.
В комнате было тихо, но в ушах еще плыл звонкий гул двигателя. Ходовые испытания затянулись. Неожиданно на корабль прибыл адмирал Цииб в сопровождении майора Загнера. Ходили в порт Сулин и вернулись в Одессу поздно вечером.
Николай достал из-под подушки кофейник, завернутый в газету, кофе был чуть теплый, налил кружку и, почти залпом, выпил.
Перед ним лежала клеенчатая тетрадь конспекта по богословию, он перевернул обложку и прочел:
«Беседа первая. Голос церкви — голос божий».