Повесть о доме Тайра
Шрифт:
«Готовьте судно!» — раздался приказ, и началась предотъездная суматоха. Сюнкан то входил в лодку, то снова выходил из нее на берег. По всему видно было, что он жаждет уехать вместе со всеми. Но, увы, чем можно было помочь? Нарицунэ подарил ему на память свое покрывало, Ясуёри оставил несколько свитков священной Лотосовой сутры.
Вот наконец отвязали веревки, столкнули ладью на воду, но Сюнкан все не отпускал свисавший с кормы канат, вцепившись в него руками. Уже вода доходила ему до пояса, потом до шеи, а он все тащился за судном. Когда же вода стала покрывать его с головой и ноги уже не касались дна, он обеими руками уцепился за лодку.
— Вот как поступаете со мною вы оба! Стало быть, все-таки бросаете меня здесь! Не думал я, что вы оба столь бессердечны! Значит, многолетняя дружба ваша на поверку — всего лишь притворство! Возьмите же меня, несмотря на запрет, возьмите, молю вас! Отвезите хотя бы на Кюсю! — так просил он, не умолкая, но посланник сказал: «Никак невозможно!» — оторвал его руки от борта лодки и приказал отчалить.
Сюнкан вышел на сушу, ибо ничего другого не оставалось, упал на землю у самой кромки воды, там, где волны разбивались о берег, и в отчаянии стал колотить оземь ногами, как малый ребенок, в исступлении зовущий мать или няньку. Он вопил, надрывая голос: «Эй, возьмите же меня с собой, слышите! Заберите и меня, говорю вам!» Но лодка уплывала все дальше, и, как поется в песнях, позади шумели лишь белопенные волны…
Лодка
Вскоре лодка скрылась из виду, сумерки окутали землю, а Сюнкан, не возвращаясь под жалкий кров свой, всю ночь так и пролежал на морском берегу, не чувствуя даже, что волны лижут ему босые ноги и ночная роса насквозь пропитала одежду… И если в тот час он не бросился в море, не утопился, то лишь потому, что в душе все-таки уповал на доброту Нарицунэ и верил: а вдруг тот и в самом деле поможет ему вернуться — увы, несбыточна надежда! Вот когда в полной мере познал он горе близнецов Сори и Сокури, покинутых мачехой на скалистой вершине, на острове, затерянном в море, а случилось то в Индии, в древние времена [264] .
262
Саё-химэ из Мацуры… — Древняя легенда гласит, что Саё-химэ, супруга Садахико Отомо, уехавшего воевать против корейского царства Силлы (яп. Сираги), так долго с тоской глядела вслед кораблю, увозившему ее мужа, что в конце концов превратилась от горя в камень на высокой прибрежной скале в уезде Мацура, в краю Хидзэн, на о-ве Кюсю (современная префектура Нагасаки).
263
Мимана — небольшое царство на Корейском полуострове. В 562 г. было завоевано соседним могущественным корейским царством Силлой.
264
…близнецы Сори и Сокури… — Буддийская легенда, изложенная в Каннон-сутре, повествует о близнецах Сори и Сокури; в голодный год злая мачеха, в отсутствие мужа, ушедшего, чтобы накормить семью, на поиски волшебных плодов, отвезла детей на пустынный остров в океане и там их покинула. Сори и Сокури умерли с голода, однако благодаря своей набожности и благочестию возродились к новой жизни в облике бодхисатв Каннон и Сэйси. Бодхисатва Сэйси (санскр. Махастха ма-прапта) — постоянный спутник Каннон, сеющий в сердцах людей семена веры.
3. Августейшие роды
Меж тем двое ссыльных покинули остров Демонов и прибыли в Касэ, поместье в краю Хидзэн, принадлежавшее сайсё, тестю Нарицунэ. Сайсё прислал туда человека, велев передать: «Зимой бушуют волны и ветер, — дорога морем опасна; отдохни хорошенько в тех краях и возвращайся в столицу с наступлением весны». Так случилось, что Нарицунэ и Ясуёри остались в Касэ до конца года.
Меж тем в одиннадцатую луну, двенадцатой ночью, в час Тигра пронесся слух, что у государыни начались схватки. В Рокухару сбежались люди; вся столица пришла в волнение. В ожидании августейших родов государыня пребывала в Рокухаре, в отцовских владениях [265] , в Усадьбе у Пруда [266] ; сам государь-инок Го-Сиракава соизволил прибыть туда же. Все придворные и вельможи во главе с канцлером и Главным министром, все, кто считался в этом мире сколько-нибудь влиятельной и знатной особой, кто мечтал о повышении в ранге и о продвижении в чинах, все, занимавшие маломальскую должность на государевой службе, все были здесь, никто не упустил случай!
265
…пребывала в Рокухаре, в отцовских владениях… — В средневековой Японии еще бытовали пережитки брачных отношений, сложившихся при родовом строе и сохранявших элементы матриархата. Так, после свадьбы муж нередко переселялся в дом жены или навещал жену в доме ее родителей. На время родов жена, как правило, уезжала из дома мужа в родительский дом.
266
Усадьба у Пруда — Так называлась усадьба на территории Рокухары, принадлежавшая князю Ёримори, младшему сводному брату Киёмори Тайра. Здесь жила также мать Ёримори, мачеха Киёмори, упоминаемая в «Повести» как «госпожа-монахиня Икэ-дзэнни, хозяйка Усадьбы у Пруда».
В минувшие годы тоже бывало, что в предвидении родов императрицы или принцессы объявляли внеочередное помилование. Так, простили всех осужденных в одиннадцатый день девятой луны во 2-м году Дайдзи, накануне родов государыни Тайкэнмонъин [267] . Следуя этому примеру, на сей раз тоже отпустили на волю множество осужденных за тяжкие преступления. Только Сюнкан не был прощен, и это прискорбно!
Императрица дала обет — если роды пройдут благополучно, поехать на богомолье в храмы Яхата, Хирано, Охарано. Слова обета почтительно зачитал пред ликом богов преподобный Сэнгэн. Жрецам более двадцати синтоистских храмов, начиная с главной обители великой богини Аматэрасу в Исэ, приказали возносить молитвы; более чем в шестнадцати буддийских монастырях, начиная с Тодайдзи и Кофукудзи, приказано было читать сутры, дабы боги и будды ниспослали государыне благополучные роды. Передать это повеление поручили старшим чинам, служившим при дворе императрицы. Люди, опоясанные мечом, в разноцветных одеждах, несли всевозможные дары храмам — мечи, ритуальные облачения; непрерывной вереницей шли они от Восточного павильона через Южный сад и выходили из Главных ворот на западной стороне дворцовой ограды. Великолепное зрелище!
267
Государыня Тайкэнмонъин — Тамако Фудзивара (1101–1145), супруга императора Тобы, мать императоров Сутоку и Го-Сиракавы. В 1124 г., после смерти Тобы (1123), постриглась в монахини и получила титул Тайкэнмонъин (по названию ворот Тайкэнмон в дворцовой ограде, букв.: «врата Ожидания Мудрости»).
Князь Сигэмори, неизменно сохранявший спокойствие, прибыл в Рокухару намного позже других, в сопровождении длинной вереницы карет, вместе со старшим сыном и наследником Корэмори и другими своими сыновьями. Князь привез дары, — слуги несли их на подносах, похожих на плоские крышки от ларцов, — сорок разных одежд, семь мечей, украшенных серебром, и двенадцать коней, которых вели под уздцы — в подражание
268
…более семидесяти божьих коней… — С древних времен повелось жертвовать в синтоистские храмы коней. Конь содержался в специальной конюшне при храме и считался священным (яп. «дзиммэ», букв.: «божий конь»).
Настоятель храма Добра и Мира, Ниннадзи, принц крови, преподобный Сюкаку читал сутру Фазана; глава секты Тэндай, принц крови, преподобный Какукай возносил молитвы Семи Буддам во главе с Якуси. Настоятель монастыря Трех Источников, Миидэра, принц крови, преподобный Энкэй молился защитнику веры, богу Конго-додзи. Кроме того, возносили молитвы Пяти Буддам, отвращающим напасти, бодхисатве Каннон во всех ее шести ипостасях [269] , ритуальные молитвы светлому богу Фудо, служили молебны бодхисатве Мондзю, оберегающему от зла, и бодхисатве Фугэн [270] , продлевающему жизнь смертных. Дым очистительных костров [271] застилал все покои, от звона колокольчиков содрогались облака в небе, от голосов, распевавших молитвы, в благоговейном ужасе поднимались волосы дыбом; казалось, никакой злой дух, никакая нечистая сила не посмеет сюда проникнуть! В довершение всего, некоему монаху, обитавшему в слободке ваятелей, поручили изготовить статую целителя Якуси и еще пяти бодхисатв одного роста с императрицей.
269
Шесть ипостасей Каннон — Святая Каннон, Тысячерукая Каннон, Каннон-Лошадиная голова, Одиннадцатиликая Каннон, Каннон с палицей, Каннон-Нёирин. Все эти образы Каннон призваны символически передать ее могущество и безграничное милосердие. Так, напр., Каннон, вооруженная палицей, заостренной с одного конца и с металлическим кругом на другом конце (символом веревочного силка или петли), улавливает человеческие сердца в нашем мире страдания, чтобы переправить их в рай, подобно тому как с помощью орудия для охоты и рыбной ловли охотник улавливает зверей и рыб. Ее часто изображают с тремя глазами, четырьмя или восемью руками.
270
Бодхисатва Фугэн (санскр. Самантабхадра) вместе с бодхисатвой Мондзю (санскр. Манджушри) сопровождает будду Шакья-Муни, образуя одну из традиционных буддийских триад. Олицетворяет догмы, установления и практику буддийского вероучения. Его часто изображают верхом на слоне с шестью клыками. Среди многих его благодатей в особенности выделяется дар продления жизни молящихся.
271
Дым очистительных костров… (санскр. «хома», яп. «гома») — В Древней Индии существовал праздник огня, когда жгли костры в честь Агни, бога огня, и для изгнания злых духов. Этот обычай был воспринят буддизмом, как обычно трактующим явления внешнего мира в аллегорическом аспекте; так, огонь священного костра «хома» символизирует буддийскую мудрость, в которой сгорают дрова, символизирующие людские заблуждения.
Но, несмотря на столь ревностные молитвы, государыня только мучилась схватками и никак не могла разродиться. Правитель-инок и супруга его Ниидоно, прижимая руки к груди, пребывали в великой тревоге. «Отчего это? Почему?» — повторяли они и на все вопросы, с которыми обращались к ним люди, отвечали: «Поступайте как знаете, только бы все обошлось благополучно!»
— На поле боя я бы ни за что так не струсил! — говорил впоследствии Правитель-инок.
Все это время монахи-заклинатели самых высоких рангов — Бокаку, Сёун и Сюнгё, Годзэн и Дзицудзэн, неустанно перебирая четки, усердно молились перед изображениями будд и бодхисатв, покровителей своих храмов; так рьяно взывали они к своим богам, что, казалось, уж теперь-то на роженицу непременно снизойдет благодать. Но самой действенной оказалась молитва государя-инока Го-Сиракавы: как раз в эти дни он постился, совершая обряд очищения перед тем, как отправиться на богомолье в храм Новый Кумано [272] . И вот теперь, усевшись возле парчовой завесы, за которой лежала императрица, он начал громко читать сутру-дарани [273] Тысячерукой Каннон. В то же мгновенье внезапно все изменилось; отрок-ясновидец, бесновавшийся так неистово, что пришлось наложить на него веревки, вдруг перестал биться и замер. Государь-инок говорил:
272
Храм Новый Кумано (яп. «Има-Кумано») был построен недалеко от столицы, у Восточной горы Хигасияма, почти рядом с резиденцией экс-императора Го-Сиракавы; здесь почитали богов Кумано, не утруждая себя длительной поездкой в отдаленный храм Кумано.
273
Сутра-дарани — молитвы, отвращающие несчастье (санскр. «дхаранк» — сберегать, сохранять).
— Никакой злобный дух, кто б он ни был, да не смеет приблизиться к государыне, ибо здесь на страже я, старый монах! Все злобные духи, ныне о себе объявившие, принадлежат людям, некогда осыпанным милостями двора; пусть нет у них сердца и совести, чтобы воздать добром за наши благодеяния, но помешать благополучному рождению младенца они бессильны! Да сгинут, да расточатся все злые силы! Когда женщине трудно разрешиться от бремени и непереносимы ее мучения, вознесите молитву, и рассеются чары демонов и злых духов, и дитя родится легко и спокойно!
Так от всего сердца молился государь-инок, усердно перебирая хрустальные четки, и роды сразу завершились благополучно; больше того — новорожденный младенец оказался мужеска пола!
Князь Сигэхира быстрым шагом вышел из покоев императрицы во двор.
— Августейшие роды свершились благополучно, родился принц! — громко возгласил он, и тогда государь-инок и все вельможи, придворные и сановники, начиная с его светлости канцлера, все жрецы и монахи со своими многочисленными помощниками, глава Ведомства астрологии и гаданий, глава придворной Лекарской палаты разом закричали от радости, да так, что возглас их громом прокатился далеко за ворота и не умолкал долгое время. А правитель-инок от чрезмерной радости заплакал в голос. Слезами радости зовутся такие слезы!