Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 1
Шрифт:
Многие считают, что дары опального изгнанника могут принести счастье, но ведь «подует северный ветер, и он заржет…» [28] . Конь же – красоты редкостной.
– А вот и тебе на память,– говорит Сайсё, протягивая Гэндзи свою прекрасную, прославленную флейту.
Большего они не могут себе позволить, ведь люди готовы перетолковать в дурную сторону все, что видят и слышат…
Солнце стоит высоко, медлить больше нельзя, и Сайсё выходит, то и дело оглядываясь, а Гэндзи грустно глядит ему вслед.
28
…подует северный ветер… – намек на «Старые стихи» из «Вэньсюань» («Собрание китайских стихов и прозы», ок. 530 г.):
«Иду,– Когда теперь суждено нам встретиться? Но все равно, ведь невозможно себе представить, чтобы… – говорит Сайсё, а Гэндзи произносит:
– Высоко, журавль,Ты летаешь, с тучами рядом,Оттуда с небесТы взгляни и увидишь – чист я,Как этот весенний день…Разумеется, надежда не оставляет меня, но, увы, даже мудрым мужам былых времен, оказавшимся в подобном положении, нелегко было вернуться потом в мир, потому мне и не верится, что когда-нибудь я снова увижу столичные пределы…
– В обители тучОдинокий журавль рыдает,Вспоминая с тоскойО друге любимом, с которымЛетел рядом, крылом к крылу…Мы всегда были близки, хотя, возможно, я этого и не заслуживал, и теперь мне так тоскливо. Видно, и в самом деле не зря говорят: «не спеши привыкать…» (33)
Так и не успев открыть друг другу всех мыслей своих и чувств, они расстались, и после отъезда Сайсё жизнь Гэндзи стала еще печальнее, еще тягостнее.
В том году Третья луна начиналась со дня Змеи [29] .
29
…Третья луна начиналась со дня Змеи. – В первый день Змеи на Третью луну полагалось совершать обряд Очищения. В этот день выходили на берег и после ритуального омовения бросали в воду заранее подготовленных кукол (их делали из дерева или соломы, позже – из бумаги). Куклы символизировали то нечистое (болезни, пороки), что таится в человеке
– Сегодня все, у кого есть какая-то тревога на сердце, должны подвергнуться очищению,– сказал со знающим видом кто-то из приближенных Гэндзи, а как тот и сам не прочь был полюбоваться морем, тотчас же отправились на берег и, загородив Гэндзи простой занавеской, призвали странствующего гадальщика и велели ему немедленно приступить к обряду.
Глядя, как волны уносят ладью с сидящей в ней большой куклой, Гэндзи невольно сравнил ее судьбу со своей:
– Точно так же и яВолной унесен в неведомыеМорские просторыИ не знаю, о чьей судьбеСетовать мне теперь?Его ярко освещенная фигура казалась прекраснее, чем когда-либо. Сияющая морская гладь расстилалась перед ним, и не было ей конца. Продолжая размышлять о прошедшем и о грядущем, Гэндзи сказал:
– Никаких преступленийЗа собой я не знаю, невинныйВ немилость попал.Сжальтесь хоть вы надо мною,Восемьсот мириад богов…Неожиданно подул ветер, и небо потемнело. Так и не завершив всех обрядов, люди засуетились, собираясь в
– Отроду ничего подобного не видывал!
– Обычно бурю можно предсказать заранее…
– В этом есть что-то странное, жуткое…
В тревоге метались они по дому, а гром грохотал не смолкая. Хлестал неистовый дождь, готовый проникнуть сквозь все преграды.
– Неужели пришел конец миру?– вопрошали обезумевшие от страха люди, и только Гэндзи спокойно читал сутру.
Когда стемнело, стихли раскаты грома, и только ветер неистовствовал всю ночь. Похоже было, что помогли во множестве принятые обеты:
– Еще немного, и нас наверняка унесло бы в море.
– Я слышал, что в дни большого прилива люди и оглянуться не успевают, как их смывает волной.
– Да, такого я еще не видывал,– переговаривались между собой приближенные Гэндзи.
Под утро все заснули. Гэндзи тоже задремал и вот видит – появляется кто-то, обликом непостижимый, и говорит:
– Тебя призывают во Дворец, отчего же ты медлишь? – и начинает ходить по дому, явно разыскивая его.
Тут Гэндзи проснулся. «Уж не Повелитель ли это морских драконов? – подумал он, и его охватил ужас.– Говорят, он любит все красивое, может быть, и я привлек его внимание?» И он почувствовал, что не может больше оставаться в этом доме.
Акаси
Гэндзи, 27-28 лет
Госпожа из дома на Второй линии (Мурасаки) – супруга Гэндзи
Гэн-сёнагон (Ёсикиё) – приближенный Гэндзи Вступивший на Путь из Акаси
Дочь Вступившего на Путь (госпожа Акаси), 18-19 лет
Государь (имп. Судзаку) – сын имп. Кирицубо и Кокидэн
Государыня-мать (Кокидэн) – мать имп. Судзаку
Супруга Вступившего на Путь (монахиня из Акаси)
Шли дни, но по-прежнему лил дождь и бушевал ветер, не смолкая гремел гром. Гэндзи, совершенно пав духом, не мог более выносить своих несчастий, жизнь сделалась для него тягостным бременем, безотрадным казалось прошлое, и не оставалось надежд на будущее. «Что же делать? – думал он.– Вернуться в столицу? Стечение столь чрезвычайных обстоятельств как будто является достаточным для того основанием… Но если я вернусь, не получив прощения, то навлеку не себя новые насмешки и оскорбления. О, как желал бы я найти себе пристанище где-нибудь в горной глуши и затеряться там навсегда!.. Но тогда люди станут говорить, что испугался, мол, волн и ветра, и в будущих веках закрепится за мной слава человека малодушного». А в сновидениях Гэндзи неотвязно преследовало то неведомое, обликом неуловимое существо.
Дни сменяли друг друга, а просвета в тучах все не было. В довершение всего прервалась связь со столицей, и Гэндзи мучила неизвестность. «Неужели так и суждено мне сгинуть здесь одному?» – в отчаянии думал он, но в такую непогоду и носу из дома нельзя было высунуть, поэтому никто не приходил к нему.
Но вот до Сума добрался гонец из дома на Второй линии. Он вымок до нитки, и вид у него был весьма неприглядный. Встреться Гэндзи этот несчастный в прежние дни, он вряд ли разобрал бы, кто перед ним – человек или какое другое существо, да столь ничтожного бедняка и не подпустили бы к нему близко. Теперь же Гэндзи смотрел на него с теплым участием, как видно забыв о том, что не подобает человеку столь благородного происхождения… Увы, несчастья успели сокрушить его дух.