Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари)
Шрифт:
За последние годы дом пришел в запустение, на всем лежал отпечаток уныния. Сначала Гэндзи навестил госпожу нёго и долго беседовал с ней, а когда опустилась ночь, сквозь боковую дверь прошел в западные покои.
Трудно представить себе что-нибудь более прекрасное, чем фигура Гэндзи, освещенная проникавшим в дом тусклым лунным светом. Взволнованная его появлением, женщина тем не менее не двинулась с места и осталась сидеть у порога, откуда любовалась луной. Светлое спокойствие, дышавшее в ее чертах, сообщало ей особую привлекательность. Где-то рядом застучали клювами пастушки-куина, и вот, мило робея, она сказала:
– Когда«Так, у каждой женщины - свои достоинства,- подумал Гэндзи.- К примеру, эта мила уже потому, что от нее никогда не услышишь ни слова упрека».
– Если каждый раз Станешь ты откликаться на стук Пастушка-куина, Слишком часто в твой дом проникать Будет этот изменчивый свет.Право же, вы поселили тревогу в моей душе… - попенял он ей, но, разумеется, его слова вовсе не значили, что он сомневается в ее верности. Она ждала его все эти долгие годы, и хотя бы поэтому Гэндзи не мог оставить ее.
Напомнив ему о той ночи, когда он просил: «А пока на темное небо…», женщина сказала:
– О, для чего так кручинилась я тогда, думая: «Нет большего горя!» Разве теперь не о чем мне печалиться?
Голос ее звучал мягко и нежно, и Гэндзи - где только он слова такие находил - принялся утешать ее со свойственной ему пылкостью.
Даже в те дни Гэндзи не забывал Цукуси-но Госэти, его не оставляло желание снова увидеть ее, но теперь ему было куда труднее, чем прежде, тайно выезжать из дома. Она тоже не переставала думать о нем и отвергала все предложения отца, желавшего обеспечить ей приличное будущее.
«Вот построю светлый и прекрасный дом,- думал Гэндзи,- и поселю там женщин, подобных ей. Они окажутся очень полезными, если появится дитя, которого воспитанием я буду заниматься сам».
А надо сказать, что дом, строительство которого велось к востоку от его нынешнего жилища, отвечал всем самым современным требованиям и был едва ли не роскошнее дома на Второй линии. Ведение разного рода строительных работ было поручено наместникам, издавна связанным с семейством Минамото.
Гэндзи часто вспоминал Найси-но ками и, «горький опыт забыв» (35). был, судя по всему, не прочь возобновить прежние отношения. Однако Найси-но ками, из памяти которой до сих пор не изгладились мучительные воспоминания, не могла и помыслить…
Словом, теперь Гэндзи имел еще меньше возможностей для удовлетворения своих желаний, а потому перемены, в его жизни происшедшие, скорее печалили его, нежели радовали.
Ушедший на покой Государь предавался всевозможным тихим удовольствиям, в его доме часто собирались придворные и услаждали слух свои прекрасной музыкой.
Все нёго и кои остались с ним. Лишь мать нынешнего наследного принца, нёго из дворца Дзёкёдэн, радуясь счастливому повороту своей судьбы, покинула его дом и переселилась в Весенние покои. Впрочем, Государь никогда не благоволил к ней, ибо сердце его безраздельно принадлежало Найси-но ками.
Министр Двора Гэндзи по-прежнему занимал во Дворце покои Светлых пейзажей, Сигэйса. По соседству, в Грушевом павильоне, жил наследный принц, и министр, не упуская случая наведаться к нему, старался входить во все его нужды.
Поскольку нельзя было вернуть прежнее звание Вступившей на Путь Государыне [6] , ее положение приравняли
6
…нельзя было вернуть прежнее звание…– Приняв постриг, Фудзицубо не могла считаться «государыней-матерью»
Принц Хёбукё в тяжелые для Гэндзи времена, заботясь лишь о том, как бы самому не попасть в немилость, проявил неожиданное равнодушие к его судьбе, и, помня об этом, Гэндзи не стал возобновлять с ним прежних дружеских отношений. Простирая благосклонность свою на весь мир, с принцем он держался довольно холодно, немало огорчая этим Вступившую на Путь Государыню.
Все дела по управлению миром были поделены пополам, и оба министра, Великий и министр Двора, ведали ими по своему усмотрению. Дочь Гон-тюнагона на Восьмую луну была представлена ко двору. Ее влиятельный дед не пожалел сил для того, чтобы церемония прошла с подобающей пышностью. Известно было, что и принц Хёбукё прочит во Дворец свою среднюю дочь: во всяком случае, ее воспитанию уделялось особое внимание. В мире об этой девице отзывались весьма благосклонно, но, кажется, министр Двора не считал ее достойной столь высокого положения. И вряд ли принц мог надеяться…
Осенью Гэндзи, сопутствуемый пышной свитой, выехал в Сумиёси, Дабы отблагодарить богов за то, что вняли его молитвам. В мире только и говорили что об этом событии. Юноши из знатнейших столичных семейств, придворные оспаривали друг у друга честь сопровождать его.
Случилось так, что примерно в то же время в Сумиёси выехала госпожа Акаси. Имея обыкновение посещать святилище ежегодно, она по разного причинам не смогла поехать туда ни в прошлом, ни в нынешнем году и потому желала, помимо всего прочего, получить прощение за невольное небрежение.
Она добиралась до Сумиёси морем, и, когда ладья пристала к берегу, внимание ее привлекло необычное скопление народа: шумные толпы паломников устремлялись к святилищу с богатыми дарами в руках. Тут же она заметила десятерых роскошно одетых танцоров [7] , затмевающих один другого миловидностью лиц и стройностью станов.
– Кто это?
– спросили ее спутники.
– Неужели в мире есть люди, не слыхавшие о благодарственном паломничестве господина министра Двора?
– ответил кто-то из приближенных Гэндзи, и все, даже самые низкие слуги, громко засмеялись, весьма довольные произведенным впечатлением.
7
…заметила десятерых роскошно одетых танцоров…– Имеются в виду танцоры, исполнявшие перед храмом ритуальные «пляски Адзума» («Адзума асоби»), а потом принимавшие участие в скачках