Повесть о красном Дундиче
Шрифт:
Недалеко от станицы Аксайской дивизия наскочила на сильный заслон Улагая.
Генерал был в ярости, что Буденный со своей конницей разрушил все его планы. Вместо того чтобы идти победным маршем на Царицын, ему пришлось целый месяц гоняться за неуловимыми эскадронами буденовцев.
Прошло чуть больше года с того времени, когда небольшие отряды красных партизан Думенко и Буденного, объединившись, дали войску генерала Краснова первый бон. Лютая была сеча. Не выдержали белые и отступили.
Весть о первой победе красных облетела хутора и станицы. Поверили бедные казаки и иногородние,
Понимало и белогвардейское командование силу и мощь крупных кавалерийских соединений, потому и решился Улагай на генеральное сражение. Под Аксайской он расставил заранее свои эскадроны таким образом, что вся низина перед станицей охватывалась подковой. Сам же встал на холме возле ветряка с перебитыми крыльями. Тут и оркестр полковой поставил. Приказал капельмейстеру играть бодрые марши, а когда буденовцы, как суслики, разбегутся по степи, исполнить гимн «Славься, славься!».
Видит Буденный — не избежать открытого боя. На ходу провел совещание штаба. Договорились скрыть за колонной тачанки и идти прямо по дороге, а подойдя метров на сто, развернуться и выпустить тачанки вперед. Пулеметами пробить брешь и ворваться в ряды врагов. Комдив верил: улагаевцы не выдержат сабельного удара его бойцов.
— Сбор назначаю в Абганерово. После прорыва веем идти туда, — предупредил Буденный командиров эскадронов.
В молчании двигались конники на позиции врага. Только слышен был цокот копыт, лошадиный храп да звон сбруи.
Вот уже до первых рядов осталось триста, двести метров. Белые не стреляют, чего-то ждут. Тут закралась тревога в сердце Буденного: а вдруг Улагай тоже держит в загашнике пулеметные тачанки? Полоснут с фронта или флангов. Семен Михайлович посмотрел на своих заместителей выжидающе, словно спрашивал: не пора ли открыть карты? Но те продолжали скакать как ни в чем не бывало. «Молодцы, — с восхищенном подумал комдив. — Железные нервы у ребят».
А белогвардейские офицеры тоже выжидающе смотрят на генерала: не пора ли дать команду «Шашки вон!» и во весь аллюр устремиться на красных конников? Но Улагай, надменно сощурив и без того узкие глаза, всем видом дает понять, что надо учиться выдержке, надо действовать так, чтобы ни один буденовец не ушел из мешка. А для этого придется набраться терпения и подождать минуту-другую: пусть красные тылами втянутся в выстроенную генералом подкову.
Когда до белых оставалось каких-нибудь полторы сотни метров, Буденный взметнул шашку над головой, и тотчас по этому сигналу эскадроны разомкнулись, устремившись на фланги казаков, и вылетела вперед дюжина тачанок.
От передового полка красных отделилась небольшая группа всадников и с криком, свистом, стрельбой помчалась прямо на холм, где на рессорных дрожках чего-то требовал, кому-то приказывал Улагай. Впереди отряда на рыжем коне скакал всадник, в котором Буденный без труда узнал Дундича.
Казаки не успели даже произвести дружный залп. Смятые лошадьми, они шарахнулись в сторону, в их рядах образовалась брешь. В нее, как вода в промоину, сейчас же устремился головной полк дивизии. И когда красные смешались с белыми и начался рукопашный бой, тут уж ни пулеметы, ни винтовки генерала не могли помочь.
Охрана, застигнутая врасплох Дундичем, еле успела отогнать дрожки с Улагаем к станице. Видя бегство генерала, полки беспорядочно начали отходить за реку. Музыканты тоже повскакивали в седла и — в степь. Думали, красные скоро отстанут, пойдут своей дорогой на Царицын. Потому и свернули подальше от станицы. Скачут версту, скачут вторую, а буденовцы висят у них на хвосте. Чтобы легче лошадям было, побросали музыканты барабаны, литавры и медные трубы: потом, мол, соберем.
«Ну, придворные капель-дудки! — рассердился Дундич, приказав подобрать инструменты. — Не помогут вам ни боги, ни генералы». И когда оркестранты спустились в широкую впадину, Иван Антонович вышел дударям наперерез, направил наган на капельмейстера:
— Стоп, или я тебя сниму с коня вот этой штукой!
Понуро ждут музыканты своей участи. А Дундич, подъехав, велел всем спешиться и разобрать свои инструменты. Но те глядят на капельмейстера и не двигаются с места.
— Для чего нам трубы на том свете? — сказал капельмейстер. — Ведь все равно сейчас всех в расход пустите. Говорили господа офицеры, что красные пленных не берут.
— Ну! — повысил голос Дундич. — Оглохли, что ли? Как господам генералам, так с великой радостью трубили, а как пролетариату послужить, так и слух пропал?
— Что ж, ребята, — сказал загробным голосом капельмейстер, — Потешим красных перед кончиной.
Разобрали музыканты инструменты. Ждут, мнутся. А Дундич думает: можно теперь идти в Абганерово, а может, сначала послушать, как исполняет оркестр «Интернационал»? Посоветовался с товарищами. Те тоже не прочь оценить способности пленников.
Видят музыканты, что красные не спешат с расправой, и в их душах затлела надежда. Уж очень добродушный вид у буденовцев. При таком настроении и винтовку на безоружного не поднимешь. Приободрился капельмейстер и спрашивает:
— Так чем прикажете вас потешить: «Камаринской», «Прощанием славянки» или «Амурскими волнами»?
Достал из полевой сумки толстую, затертую на углах тетрадь и протянул Дундичу.
— Выбирайте, господин товарищ.
Иван Антонович бегло перелистал страницы и спросил:
— «Интернационал» есть?
— Нет, такого в репертуаре не держим, — чуть придрогнул голосом капельмейстер.
— Может, без нот сыграете? — спросил Дундич, видя искреннее огорчение пленников.
Но те отводят глаза в сторону: мол, мотива не знаем. Уловил их настроение командир отряда и говорит: