Повесть о настоящем пацане
Шрифт:
На то, чтобы добежать до ельника, Жене потребовалось не больше пяти минут. Тут проблем с определением направления у нее не возникло – в лесу было так натоптано, что казалось – здесь центральный проспект какого-нибудь провинциального городка, но никак не лесной массив. Женя быстро определила, какие следы куда ведут и вскоре оказалась на достаточно явно видной тропинке. Стежка вывела Женю к тому самому селению, из которого она не так давно ушла. Предусмотрительно стащив с себя рясу и уложив ее в рюкзачок, Женя с тоской в сердце вступила на эту недоброжелательную еще не так давно территорию.
Однако, с наличием в кармане американских рублей все здесь оказалось гораздо проще. Ее посадили
Антиквар провел остаток вечера достаточно хорошо. Он был буквально обласкан настоятелем, который скучал здесь без столь привычного ему столичного бомонда. К тому же антиквар оказался таким же поклонником джаза, как и молодой настоятель и поэтому у них нашлось множество тем для разговора. В монастыре как раз был пост и поэтому новым знакомым пришлось довольствоваться исключительно фруктами, овощами и различными сладостями. В качестве исключению для гостя были вынесены из погреба монастырские вина, которые были неплохи на вкус и достаточно хмельны, чтобы скрасить этот долгий зимний вечер.
Между делом немного посплетничали о монастырских нравах, которые на вкус настоятеля были что-то уж очень патриархальными и требовали реорганизации. Антиквар с благоговейным ужасом рассказал о своем визите к архивариусу и спросил у настоятеля, что он думает по этому поводу. Настоятель сочувственно покачал головой, сообщил, что Давыдовичу опасаться нечего: отец Семеон – человек обязательный, и осторожно поинтересовался, насколько точна информация по поводу предстоящих дарений в пользу монастыря. По поводу подарков антиквар не мог дать ему исчерпывающего ответа, так он сам был лицо нанятое и мало был знаком со своим заказчиком. Но, если судить по отдельно взятому случаю, то можно было с уверенностью сказать, что это семейство – люди вполне уважаемые и слов на ветер не бросают. По крайней мере, с наличностью-то у них все нормально.
Настоятель подобной информацией удовлетворился и, проникнувшись к антиквару полнейшим доверием, поведал ему последние монастырские сплетни, прослушав которые Давыдович совершенно пал духом и подумал о необходимости перекреститься обратно в иудаизм, благо, что исторические корни этому благоприятствовали.
В общем, разошлись глубоко за полночь, а на следующее утро встали с головной болью, ломотой в костях и полным нежеланием что-либо делать. Посмотрев в узкое окошко на серое небо, антиквар мучительно зевнул и решил твердо: нужно срочно заканчивать с этим делать и со спокойной совестью возвращаться домой. Чтобы он еще когда-нибудь ввязался в подобную авантюру – да ни в жизнь!
Таким образом, как говориться – раньше сядешь, раньше выйдешь – Давыдович с видимыми усилиями оделся, выпил несколько кружек крепкого чаю, почитал газету – «За украденные экспонаты объявлено вознаграждение…» – и решительно зашагал с монастырского двора к каморке странноватого отшельника.
На этот раз он постучался
Антиквар вошел в комнату, в которой вчера состоялась аудиенция, и нашел ее пустой. Посидев там немного, Давыдович решил, что если немедленно не предпримет что-нибудь, он умрет с похмелья прямо здесь, не успев даже отведать пива перед кончиной. Он встал и пошел совершать акт вандализма – искать старика по немногочисленным комнатам этого странного дома.
Комнат было действительно немного, и все они оказались более или менее мебелированными, но абсолютно необитаемыми.
Мало того, не обитали здесь уже довольно давно, судя по девственно-пушистому слою пыли, ровным слоем покрывавшей все сколько-нибудь горизонтальные поверхности. Этот факт антиквара немало озадачил и, сообразив, что его поиски ни к чему не приведут, он остановился посреди коридора и задумался.
Что-то подсказывало его природному, усугубленному наследственностью, чутью, что его обманули – подло, нагло и совершенно очевидно. Мало было беды, что он попал при этом на деньги, он еще попал на чужие деньги, да еще и важного ответственного задания не выполнил ни в малейшей мере.
Озверевший от осознания совершенной по отношению к нему непростительной подлости, Давыдович нервически засмеялся и пошел обратно в уже знакомую ему комнату. Там он стал рыться в разнообразных бумагах, расположенных в живописном беспорядке повсюду, но ничего стоящего и сколько-нибудь похожего на искомые документы не обнаружил. Это было только последней попыткой утопающего вытащить себя из болота за волосы – все было бесполезно. Совершенно потеряв голову от бешенства, Давыдович ломанулся к выходу и полетел на пол, споткнувшись о что-то твердое. Он выругался, поднялся, собираясь отвесить этому «что-то» хорошего пинка, но вовремя остановился. На полу лежал мешок, который архивариус выронив в тот самый момент, когда Давыдович так невежливо ввалился вчера в эту комнату. Судя по всему, исчезновение архивариуса происходило при самых таинственных обстоятельствах и наводило на мысль о поспешном бегстве или похищении. Дело становилось все более загадочным и запущенным, и от этого антиквару нравилось все меньше.
Все же он решился посмотреть на содержимое мешка, раз уж оказался подле него. Может быть в нем и содержался ключ к этой тайне.
Осторожно дергая за завязки и замирая при каждом шорохе и стуке ветки в окно, Давыдович стал развязывать мешок, немея от ожидания чего-то чудесного. И чудесное произошло, приведя антиквара в совершеннейшее смятение: под грубой дерюгой, когда она была раскрыта, заблестели драгоценным светом предметы, цену которым антиквар прекрасно знал.
ГЛАВА 18. А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ
Очнувшись, Дуболомов сперва удивился, а потом обрадовался. Удивился он тому факту, что ему холодно, а обрадовался тому, что не обнаружил рядом с собой присутствия той ужасной девицы с гнилыми зубами, чьим навязчивым обликом были полны ночные сновидения. Это, по крайней мере, обнадеживало. Дуболомов, повинуясь своей давней привычке, сладко потянулся, растопырив в стороны свои длинные руки и ноги, Вслед за этим послышался глухой стук: что-то тяжелое брякнулось на пол и издало тяжкий стон.