Повесть о настоящем пацане

Жмуриков Кондратий

Дуболомов с удивлением и трудом разлепил сонные глаза и посмотрел в направлении, откуда доносились чертыхания и злое сопение. То, что он там увидел в немалой степени позабавило его и развеселило. Дуболомов не мог удержаться от сардонического хохота, даже не смотря на страшную головную боль, которая неожиданным образом настойчиво давала о себе знать: на полу в позе «зю» скрючился его напарник, облаченный только в ситцевые трусы до колен. Судя по его телодвижениям, Костик делал неимоверные попытки подняться на ноги, но выглядело это так, будто он исполняет какой-то странный ритуальный танец, адресованный духам подземелья.

– Смеешься,

аспид? – сипя, как прорванный баян, поинтересовался Костик. – Смейся, смейся… Хорошо смеется тот, кто смеется, как лошадь.

Задумавшись на мгновение над скрытым смыслом своих же слов, Костик перестал раскачиваться на полусогнутых руках и тем дал возможность Дуболомову сконцентрироваться на более сложных мыслях и ощущениях.

– Слушай, а где это мы? – спросил он, начиная подозревать, что окружающий его интерьер ему, безусловно, не знаком.

Помещение, в котором было встречено это утро, было обставленно в духе русского минимализма. Кто-то утверждает, что этот стиль был присущ и более ранним культурам зарубежья, но это далеко не так. Такое тонкое понимание выразительности бетона, темно-зеленой краски и отслаивающейся сырой штукатурки трудно заметить где-либо еще, кроме как в административно-бытовой архитектуре современного русского города.

Впрочем, убогость интерьера дополнялась характерными деталями, которые ненавязчиво свидетельствовали о том, что это помещение принадлежит фонду мест, не столь отдаленных, а именно: решетчатое оформление окон, спец-модель лежанки – откидная, типа «нары», и прочие неуловимые признаки очень характерного места.

– Слышь, Кость, а че это? – приподнявшись на локтях спросил Дуболомов. – Это что – тюряга? А как мы тут?

Костик оставил попытки подняться и подчинился закону всемирного тяготения – он плюхнулся своим толстым носом в грязный пол и пробормотал:

– Я сам фигею.

Дуболомов тупо посмотрел на похожего на цыпленка табака товарища и понял, что думать в данном случае придется опять ему самому. И простой человеческий опыт ему подсказывал, что причинно-следственная связь – то же, что и последовательность происходящего. В настоящем не было ровным счетом ничего понятного, следовательно, приходилось отправляться в прошлое.

– Костик, а где мы вчера были? – с возрастающим ужасом поинтересовался Дуболомов.

В ответ ему раздалось такое беспомощное мычание, что стало ясно – то, что было вчера, до сих пор отдавалась в его голове болью. Дуболомов покачал своей головой и почувствовал, как в ней перекатывается раскаленный шар, вызывающий приступы тошноты и позывы покончить жизнь самоубийством – все явные признаки тяжелого похмелья.

Постепенно в голове появился оторванный от чего-то целого кусок воспоминания: торчащие из какой-то емкости ноги в синих полосатых носках.

– Кость, а у нас вчера не выходной, случайно был?

Напарник промычал утвердительно.

Это известие все объясняло: ни одного выходного не проходило без каких-нибудь приключений с непоправимыми последствиями. Но настолько непоправимыми последствия были впервые: обычно у Дуболомова «автопилот» срабатывал на квартиру своей подружки, с которой он потом до следующих выходных не мог помириться. В данном случае все вышло немного не так, а насколько «немного» – это и следовало выяснить путем логических умозаключений. Так как ни на нем, ни

на напарнике не было одежды, а в комнате – то есть, в камере – было чудовищно холодно, то по всему выходило, что это – вытрезвитель. Значит, ни вещей, ни денег и, что самое печальное, ни оружия теперь было не видать, как своих ушей. К тому же, за такие проделки могли и из фирмы попереть в два счета, а это грозило испортить жизнь каждому из них, причем кардинально.

– Кость, что ж теперь будет-то?

Костик сокрушенно вздохнул и смочил слюной пол.

На размышления о загубленной жизни оставалось, по-видимому очень много времени: в коридоре царила тишина и, судя по всему, никто к судьбам гангстеров живого интереса не проявлял, хотя и могли бы.

Но только Дуболомов решил, что утро вечера мудренее и в его власти сделать себе вечер, примостившись на нарах поудобнее и предавшись объятиям Морфея, как внезапно стало ясно, что в тюрьме они не одиноки. Откуда-то издалека донеслось мерное топанье сапог и хозяйское позвякивание ключей.

Напарники замерли, а Костик даже попытался повернуть голову, после чего его вырвало. Дуболомов совершенно не обратил на это никакого внимания, потому что позвякивание превратилось в железное громыхание и стало ясно: у них через минуту будут гости. Подготовиться и встретить их достойно совершенно не оставалось времени – временное жилище было безнадежно испорченно, и с этим уже ничего поделать было нельзя. Можно было предположить, что, вполне вероятно, их будут долго и мучительно бить, но опыт говорил о том, что это не будет продолжаться бесконечно, а потому все это, в сущности пустяки.

Тем не менее, Дуболомов попытался – не без определенного успеха – сесть на нарах и придать своему лицу хоть сколько-нибудь осмысленное выражение – если можно было говорить в связи с этим лицом хоть о каком-то смысле. Тут же дверь с тривиальным скрежетом отворилась, и на пороге возник вполне логично ожидаемый милиционер и совершенно неожидаемый господин в хорошем костюме.

Дуболомов посмотрел на него с нескрываемым интересом, предполагая, что появление столь официального лица их судьбу изменит кардинально. Не ясно только было, в какую сторону.

Впрочем, тугоумие Дуболомова не позволило поразмыслить на эту тему как следует – он просто не успел.

– Ай-я-яй, – слащаво улыбаясь проговорил господин, обращаясь к милиционеру и заговорщицки подмигивая Дуболомову. – Как же можно – в таких условиях содержать людей? Видите, человеку плохо, он болен, а вы?

Эта обличительная речь была произнесена неожиданно любезным тоном, так что страж правопорядка совершенно не понял смысла сказанного и испуганно заморгал глазами.

– Уберите это, – брезгливо показал носком начищенного ботинка господин на аморфную лужицу, возле которой так сладко примостился Костик.

Милиционер растерянно захлопал глазами, совершенно уже не понимая, что на самом деле происходит. Ему, сержанту милиции сказали сделать – что??? От скрежета его мозгов у окружающих мороз бежал по коже. Милиционер от неспособности решиться и выбрать способ дальнейшего действования: то ли морду кому набить, то ли начальству нажаловаться, застопорился насовсем и замер в углу камеры, позволив всем остальным присутствующим спокойно поговорить об общих делах.

А общих дел, как ни странно, у всех троих оказалось предостаточно.