Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине)
Шрифт:
В это время в комнате появился Саблин — один из лидеров эсеровской партии. Увидев Дзержинского, он подскочил к нему:
— Попался! Хватай его, ребята!
— Не сметь! Я — председатель ВЧК! За самоуправство этот господин ответит перед революцией, — Дзержинский спокойно повернулся к солдатам. — Приказываю разыскать Блюмкина и арестовать!
— Здесь приказываем мы! — вскипел Саблин. — Вы арестованы, Дзержинский!
Увидев, что никто не двинулся с места, Саблин бросился вон из комнаты и через минуту вернулся с отрядом матросов, которым командовал Прошьян.
— Вы арестованы и будете находиться под стражей до особого распоряжения нашего командования, — заявил Прошьян.
— Предатель! — с ненавистью произнес Дзержинский. — Ты действуешь по указанию английских и французских банкиров!
…Дивизион Берзина шел по набережной Москвы-реки к Солянке.
Стлался над рекой туман. Стайка чаек, невесть откуда залетевшая сюда в этот, предрассветный час, напомнила Эдуарду Петровичу «иные берега, иные волны». Но он быстро стряхнул с себя воспоминания.
Настала пора действовать!
Вместе с Заулом и еще двумя стрелками он взобрался на крышу высоченного дома. Отсюда довольно хорошо были видны прилегающие кварталы, а дали, безбрежные дали, тонули в тумане.
Эдуард Петрович всей грудью вдыхал свежий, с легким привкусом дыма — где-то еще продолжались пожары — воздух. И какое-то неизъяснимое чувство легкости, свободы и еще чего-то возвышенного охватило его в эти минуты. Будто в детстве, захотелось ему взвиться ввысь…
— Ишь, черти! Варвару-великомученицу оседлали, — сказал Заул не то с восхищением, не то с осуждением. — Пулемет на самой колокольне. Видите?
Берзин молча кивнул. Он уже давно, приметил пулеметное гнездо на церковной колокольне ц прикидывал, как лучше сбить оттуда мятежников.
— Прямой наводкой их! — предложил Заул.
— Церквуху жаль. Попробую-ка шугануть их отсюда…
Он не договорил. Короткая пулеметная очередь прошила железную крышу у их ног. Пришлось укрыться за трубами.
— Дайте винтовку, — потребовал Берзин у стрелка.
— Не взять их отсюда, — засомневался тот.
— Попробуем!
Старательно прицелившись, Берзин выстрелил. Пуля впилась в кирпичный барьер перед пулеметчиком. И сразу же — ответная очередь. Как только пулемет замолк, Берзин еще и еще раз выстрелил. Видно было, как тело пулеметчика сползло в сторону.
— Раз, два — и нет котенка! — воскликнул Заул, поднимаясь из-за трубы. — Ловко вы его, товарищ командир.
— Трем стрелкам пробраться на колокольню и забрать пулемет. Установить его вон там, — он показал рукой на яузский мост. — На случай обхода.
Еще раз прикинув, где лучше расставить орудия, Берзин спустился вниз.
Одно орудие установили на углу Варваровки и Солянки, другое — на самой Солянке. Позже это орудие перекатили в малый Ивановский переулок.
Заул, успевший снять пулемет с колокольни и установить его на перекрестке Солянки и Подколокольного переулка, приволок кошелку с бутылками, баранками, салом и какими-то старушечьими чепцами — кружевными, на шелковой подкладке.
— Откуда это? — брезгливо поморщился
— Рядом с пулеметчиком нашел. Запасливый мужик. Может, угостимся, а?
— Продуктами поделись с товарищами, а это, — Эдуард Петрович пнул ногой тряпки, — выбрось!
— Разрешите, товарищ командир, и тряпки припрятать, — попросил Заул. — Ребята затевают спектакль ставить, так и эти чепчики могут пригодиться.
Берзин безразлично махнул рукой — делай как знаешь.
Внезапно над их головой распахнулось окно и из него высунулась длинная щетинистая физиономия.
— Мародеры! Красные жандармы! — раздался скрипучий голос.
Заул сделал вид, будто снимает с плеча карабин. Физиономия тут же крылась. Окно захлопнулось.
— Ну и герой! — Заул презрительно сплюнул. — Кукарекнул и с насеста.
Берзин подошел к орудию в тот момент, когда артиллеристы следили за тем, как со стороны Трехсвятительского переулка приближался длинный, нескладный матрос, обвешанный ручными гранатами и опоясанный пулеметными лентами.
— Парламентер! — воскликнул наводчик и удивленно добавил — А флаг-то, флаг-то какой!
Парламентерский флаг действительно имел необычный вид. К длинной палке была привязана белая тряпица, отороченная тонкими кружевами.
— Не иначе как бабья сорочка в ход пошла, — высказал предположение один из стрелков.
— Факт, — авторитетно подтвердил Зунт. — Моя жинка таких барских сорочек перестирала без счету.
Шагов за десять парламентер остановился и стал размахивать «флагом».
— Слушайте меня, латыши! От имени командующего московским гарнизоном Попова предлагаю сложить оружие и сдаться…
В ответ раздался дружный свист и улюлюканье. Эдуард Петрович видел, что парламентер продолжает говорить, но слова его тонули в поднявшемся шуме. Выждав минуту-другую и дав стрелкам возможность излить негодование, он поднял руку:
— Тише, товарищи! Разве так встречают посла главнокомандующего? Человек добра вам желает, а вы кричите…
— И то верно, — в тон командиру подхватил Заул. — Может, нам того… Стать под его белокружевное знамя?
Дружный хохот снова пронесся среди батарейцев. Каких только соленых солдатских словечек не бросали в лицо парламентеру! А он стоял посреди мостовой и вытирал лиловым платком багровое лицо. (Этими запомнившимися почему-то красками — лиловой и багровой — Эдуард Петрович впоследствии набросает яркий акварельный эскиз фигуры парламентера.)
— Большевистская власть обречена! — с пафосом воскликнул матрос, когда крики поутихли. — Одни вы продолжаете их защищать. Братья! Латыши! Переходите на нашу сторону!
— Вот что, гражданин матрос, — Берзин вышел вперед. — Прекратите эту комедию. Передайте тем, кто вас послал, что красные латышские стрелки верны революции. Сдавайтесь или получите по шее!
Матрос хотел еще что-то сказать, но Берзин скомандовал:
— Кру-гом! Марш!
Неуклюже повернувшись, «парламентер» побрел прочь. И долго, пока его фигура маячила в переулке, вслед неслись забористые шутки артиллеристов.