Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах
Шрифт:
— Вы слышали сами! — И Кримхильда повернулась к своим воинам. — Тот, кто принес мне горе, не может считаться здесь почетным гостем. И мне нет дела, что с ним случится дальше.
Королева поднялась в свои покои, а воины остались на месте. Кримхильда надеялась, что без нее они сразу затеют бой. Но никто из воинов не решался первым шагнуть вперед.
Слишком грозен был вид сидящих иноземных мужей, слишком длинные у них были мечи, и никто из воинов не решился подставить свой шлем. А потом кто-то вспомнил рассказы о Хагене, как жестоко он дрался,
Хаген же с Фолькером вернулись в зал, где их короли дожидались торжественного приема.
— Не пристало столь важным гостям дожидаться так долго у двери хозяина! — проговорил Хаген громко. — Слышали, скажите своему королю, чтобы он принял нас немедля! — И он повернулся к слугам.
Но в этот миг двери в тронный зал распахнулись, и гостей пригласили войти.
Гости разбились по парам. Первыми вошли Гунтер и Дитрих Бернский, за ними Гернот со знаменитым воином Инфридом, королем из Баварии, потом юный Гизельхер с будущим, как они думали, тестем своим, маркграфом Рюдегером Бехларенским, а следом и Хаген с Фолькером. Их сопровождали прославленные в боях воины, богатыри вассалы.
Едва вошли они торжественно в тронный зал, едва выстроились, согласно правилам, перед владыкой гуннов, чинно сидящим на золотом троне, как старый Этцель нетерпеливо поднялся и, дружелюбно протянув руки к гостям, заговорил:
— Короли! Нет для меня большей радости, чем видеть вас и ваших героев! Двоих из них когда-то я знал и узнаю теперь. Вас, доблестный Хаген, и вас, отважный Фолькер. Поверьте, и супруге моей, и мне встреча с вами особенно приятна.
— Могу ответить вам, что, если бы не прибыл на ваш праздник вместе со своими королями, явился бы один ради вас! — ответил Хаген.
Этцель сам рассадил гостей за пиршественным столом и особо почетным сам налил вино в золотые чаши.
— Не раз я спрашивал себя, — снова заговорил он, когда были выпиты первые кубки, — уж не прогневал ли я чем свою родню? И теперь могу сказать, что счастлив принять вас в моей стране. Счастлив, что сбылось наконец желание супруги увидеть вас, короли, и вас, доблестный Хаген, нашими гостями. Она так вас ждала, так волновалась!
— Позвольте заметить, дорогой король, — поспешил вмешаться Рюдегер, — зная братьев вашей супруги больше других, смею утверждать, что у вас не много найдется более преданных и верных друзей, чем они и их отважные воины.
Пир затянулся допоздна.
За окнами быстро стемнело. И многим воинам пиршество стало не в радость. Утомленные дальней дорогой, мечтали они о постелях.
— Король, не пора ли нас отпустить? — начал разговор Хаген, и его подхватил Гунтер:
— И в самом деле, сколь ни приятна беседа, сколь ни рады мы гостеприимству хозяев, однако вассалы мои устали и просят сегодня их отпустить. Утром же, по первому зову, мы явимся в этот зал и продолжим наш разговор.
— Друзья мои, нибелунги. Это я вас прошу не гневаться на меня за то, что увлекся беседой и забыл обо всем. В ваших покоях все готово для отдыха.
Король удалился, но едва гости начали подниматься, гунны вскочили со своих мест. Они обступили гостей полукругом. Быть может, хозяева хотели оказать гостям почет и проводить их до покоев, однако Фолькер почуял неладное.
— Уж не лишились ли вы разума, что путаетесь у нас под ногами! Первому, кто ко мне приблизится, срублю я голову!
Гунны в растерянности замерли. Слова друга подхватил и Хаген:
— Разумный совет дал вам шпильман. Не теснитесь, дайте нам выйти. А коли хотите драться, приходите с рассветом, как и положено, — будет вам бой. — И он вновь разразился страшным своим хохотом.
В огромном зале все убрали для сна. На стенах висели шкуры зверей, которых бургунды никогда не видывали в своих лесах: львы, тигры, барсы, — они украшали зал и удивляли гостей. По числу знатных воинов стояли просторные постели, с пуховыми подушками из алых арасских шелков, с пышными одеялами. Прикрывали их драгоценные покрывала из собольих мехов.
— Пожалуй, не всякий король имеет такую постель, — проговорил кто-то из вассалов.
Составив доспехи, многие сразу легли, и уже кое-откуда раздавался молодецкий храп.
— Не к добру эта роскошь, — тихо сказал Гизельхер Хагену. — Говорю это только вам, Хаген, ведь вы и раньше подозревали сестру, а сегодня опасаюсь и я. Сумеем ли мы утром проснуться после столь радушного приема?
— Спите спокойно, я буду на страже всю ночь, — хмуро ответил Хаген.
— Дружище, дозвольте и мне постоять с вами рядом! — воскликнул Фолькер.
Оба они вооружились, словно для тяжкого боя, и встали у дверей. Только не все бургунды, умученные дорогой и щедрым гостеприимством, сразу заснули. Некоторые ворочались, вскидывались на постелях, опускались назад с тяжелым стоном.
Тогда Фолькер тихо прокрался на середину зала, где оставил свою скрипку, и с нею в руках спустился по деревянной лестнице во двор под окна покоев.
Там он, усевшись на камень, заиграл ласковую, сладчайшую мелодию, которая скоро успокоила, убаюкала всех, кто был во дворце. Лишь Хаген, повесив щит, подаренный женою Рюдегера, на локоть, продолжал стоять у дверей.
Когда все крепко уснули, Фолькер вернулся к нему.
— Друг мой Хаген, пожалуй, скоро придется нам поработать. В темноте, вдали, заметил я каких-то людей, и были они при оружии.
— Будем стоять тихо и дадим им приблизиться, — отозвался Хаген.
Внизу, под лестницей во дворе, и в самом деле послышались неясные шаги, лязг оружия, невнятные разговоры.
Потом они стали удаляться.
— Думаю, испугались, увидев нас, стоящих на страже, — проговорил Фолькер. — Не догнать ли их мне, Хаген, охота сказать им несколько слов.