Повесть о Сарыкейнек и Валехе
Шрифт:
– Не болтай глупостей, - нарочито возмутился Ага-башир.
– Откуда мне знать, я спал...
Признаться, впервые в жизни я растерялся. Нет, такого не может быть. Ведь наша любовь, наша жизнь... это счастье, радость.
В больнице пожилой дежурный врач, коротко глянув на Сарыкейнек, продиктовал сестре:
– Огнестрельное ранение. Фамилия? Возраст? Место жительства?
– обратился он к нам.
– Послушай, все это потом запишете, женщина истекает кровью, - возмутился Вели.
– Тихо, здесь больница, - нахмурился дежурный врач.
Вели отозвал
– Братец, - сказал он мне, - хорошо бы позвонить твоему знакомому. Сейчас стесняться нечего.
Только теперь я вспомнил о Мурадзаде.
Отыскав поблизости телефон, я позвонил ему прямо домой. Он сам поднял трубку.
Я извинился за поздний звонок. Объяснил, в чем дело.
– В какой вы больнице?
– коротко спросил Мурадзаде и положил трубку.
Хирург только стал осматривать Сарыкейнек, как в приемном отделении появился Мурадзаде.
Ничего у нас не спрашивая и даже не поздоровавшись, он склонился над Сарыкейнек.
В это время, запыхавшись, прибежал дежурный врач, которому, видимо, сказали о приезде товарища Мурадзаде.
– Найдите профессора Алибека,- сказал Мурадзаде.
– Слушаюсь, - по-военному четко ответил врач и выбежал вон.
– Пуля вышла под правым плечом. Ранение сквозное, - стал объяснять молодой хирург.
В комнату вошел очень высокий, лет семидесяти, представительный старик, как я сразу понял - профессор. По-приятельски кивнув Мурадзаде, он тут же осмотрел рану и, выпрямившись, приказал сестре:
– В операционную, быстро!
– Потом, повернувшись к Мурадзаде, разъяснил: Ранение серьезное, потеряно много крови. Но, кажется, пуля не повредила легкого...
Время тянулось страшно медленно. Я непрерывно курил, шагая по коридору. Все чувства, казалось, оставили меня.
– Держись, братец, - подбадривал меня Вели.- Все будет хорошо!
Его слова вывели меня из состояния оцепенения.
– А я не боюсь... Я знаю, Сарыкейнек будет жить! Наконец вот они, долгожданные слова профессора:
– Теперь надежда есть!
– Вот видите, Сарыкейнек не может умереть!
– крикнул я.
Профессор оглянулся на меня:
– Кто этот парень?
– Муж пострадавшей. Лицо его просветлело.
– Конечно, конечно, - сказал он.
– Кто еще может кричать на всю больницу!.. В народе говорят: для мужа и жены воду брали из одного родника! Потом ой улыбнулся мне и добавил: - Для своей прекрасной ханум пожертвуешь кровью?
Я так отупел, что не сразу понял, о чем речь.
– Как это?
– Нужно сделать вливание твоей жене...
– Хоть всю кровь возьмите. У меня крови много!
– Всю не надо.
– Взглянув на меня еще раз, профессор добавил: - А ты за свою жену не бойся.
– Огромное вам спасибо!
– взволнованно произнес я.
– А к ней можно?
– Сегодня нет. Все сделано, теперь будем ждать. Иди отдохни.
.. .Проснувшись рано утром, вскочил и помчался в больницу.
Меня впустили немедленно. Но не к Сарыкейнек. В лабораторию, где проверили группу крови, - оказалось, что наша с Сарыкейнек группа совпадает ("Воду для мужа и
Разве могло быть иначе? Ведь на этом свете мы были самые близкие друг другу люди!
Потом моя кровь медленно, по каплям, переливалась в стеклянный сосуд - от меня к моей любимой.
Хотя Сарыкейнек была где-то рядом, за стеной, профессор не позволил мне и в тот день повидаться с ней.
– Завтра, - сказал он.
– Вливание сделали, она чувствует себя хорошо, но лучше ей не волноваться. Завтра разрешу... Точно.
Мы разговорились.
– Ты сам из района?
– спросил профессор.
– Да.
– А жена твоя?
– Тоже.
– Ваши родители знают о происшедшем?
– У нас никого нет, - ответил я. Услышав это, профессор помрачнел.
– Значит, одни? Одиночество - скверная штука...
– Мы не одни, профессор. Нас двое, - уточнил я.
– Да, верно... Я не о вас, вообще.
– Профессор вздохнул.
– Не обращай внимания. К старости люди становятся сентиментальными.
Впоследствии я узнал - профессор Алибек происходил вовсе не из бекской семьи. Он сын бедного крестьянина, Товарищ Мурадзаде рассказал, что в первые годы Советской власти предсовнаркома Нариман Нариманов вместе с некоторыми другими способными юношами и девушками из бедноты послал и Али учиться. А когда Али вернулся врачом, его и стали звать Алибеком - ведь до революции все врачи были из богатых сословий, Так и пошло... Еще в школе Сарыкейнек плакала, чи тая роман Нариманова "Багадур и Сона". Роман нравился и мне. А учитель Фикрет сравнивал жизнь Наримана Нариманова с горящим факелом, что светил народу.
То, что профессор виделся с этим выдающимся чело веком, еще более возвысило его в моих глазах. Теперь когда я смотрел на него, мне казалось - в нем самок есть что-то от Нариманова...
Сарыкейнек очень похудела, ослабела,
И не знаю, что бы я делал, не будь тетушки Джейран. Она каждый день приходила в больницу, неся сумку, набитую разной едой.
Когда я думал о пулях, посланных в нас той ночью, почему-то у меня перед глазами появлялся не Гюльбала и не Агабашир, а толстопузый Меджидов и тот низенький наглый директор мясокомбината Хыдыр, который из машины охотился за джейранами.
.. .Несмотря на все старания Мурадзаде, найти преступников, стрелявших в нас, пока не удавалось. Агабашир доказал, что в ту ночь из-за головной боли лег спать рано - провизор дежурной аптеки на углу подтвердил, что старик в восемь вечера купил у него пирамидон. Гюльбала, как оказалось, был на свадьбе в Хачмасе, - это подтвердили свидетели. Сын Меджидова Ровшан, у которого были основания мстить нам из-за отца, тоже имел алиби...
Видимо, мы с Сарыкейнек встали поперек дороги тех, кто до нашего появления на Девятой Параллельной свободно мог держать в страхе любого и подчинять себе слабых и беззащитных. Но совесть наша была чиста. И если бы даже Гюльбала немного поразмыслил, то и он бы понял, что, женившись насильно на Санубар, обрек бы на муки не только девушку, но и себя самого.