Повесть о Сергее Непейцыне

Глинка Владислав Михайлович

Непейцын поторопился сказать, чтоб Иван Петрович не стеснялся в расходе, — дело для него слишком важное, особенно теперь, отправляясь на службу. И еще, что смущен особенно тем как отблагодарить самого механика.

— Мне, батюшка, плата не надобна, — спокойно сказал Кулибин. — Меня оно тем занимает, что небывалое. С вас начнем, а потом, может, и еще не одному войной обиженному поможем. А сейчас бы мне вашу деревяшку еще разок осмотреть, как сделана, что наминки не дает. Может, ваш искусник нам поможет? Железо я здесь закажу, деревянное, он бы сработал, а кожей

обтянуть Федорову поручу. Помните, юла такой, на конском беге рогожку вам подстелил?

Качались дни ожидания и волнения. Наведываясь в мастерскую, Сергей видел только что выкованные части своей будущей ноги, примерял изгиб поясного охвата, пробовал движение медных заклепок, подменявших суставы бедра и колена. А дома Филя все свободное время возился с кусками липового дерева, по десять раз на дню осматривая и ощупывая ногу Непейцына с пояснением:

— Чтоб все с натурой одинаковое сделать, сударь.

Потом в домике Брунса появился Терентий Федоров, всегда со смехом, всегда под хмельком. Они с Филей обсуждали достоинство сафьяна, замши, показывали друг другу что-то на своих конечностях, иногда подходили к Сергею с просьбой показать то здоровую ногу, то культю. Филя по многу раз мерил на деревянную ступню единственный сохраненный им башмак для левой ноги.

— Надо бы вам, сударь, сапогов пару заказать, — сказал он. — Только не сглазить бы покупкой. Может, до примерки пождем?

Сергей решил не суеверничать и, зайдя к немцу-сапожнику, купил готовые полуботфорты, не взятые каким-то гвардейцем.

Теперь Филя, уже сдавший Кулибину свою работу, снова взялся за упаковку вещей. Исполнилось три недели с первого визита к Ивану Петровичу, а он все заставлял Терентия переделывать подшивку бедряного сустава и обивку следа. Наконец Филя принес приглашение прийти к механику в воскресенье после обедни и стал еще с вечера, как под пасху, чистить мундир Сергея и свой лучший кафтан.

— Не забудь захватить новые сапоги, — сказал Непейцын.

— Там уж все отнесено и на ней одевано, — отозвался Филя.

У Кулибиных в горницах звонко пели канарейки, по-воскресному пахло пирогами. И хозяин выглядел по-праздничному, в синем кафтане, с тщательно расчесанной бородой.

Угол чистой горницы был отделен ширмой. Показывая на нее, Иван Петрович сказал:

— Примеривайте, ваше благородие.

За ширмой, прислоненная к стулу, стояла нога. Суконные панталоны и сапог были на ней уже надеты.

У Сергея тряслись руки, когда раздевался, отстегивал деревяшку. Конечно, без Филиной помощи не оделся бы, одновременно прилаживая ногу. В талии плотно, но не давит. Культя легла отлично. Оперся на пол ступней и нога согнулась. Непейцын чувствовал, что щеки у него горят, во рту пересохло. Встал на ноги. И палки не надо, так устойчиво. Шагнул раз, другой, не выходя за ширму. А Филя уже приладил помочи, застегивал камзол.

— Пожалуйте в комнату, сударь! — и отодвинул ширму.

— Кажись, ничего себе, — широко улыбнулся механик.

— Важно! — вторил Терентий, хлопая себя по бедрам.

Идучи домой, Сергей спросил Фелю, что

подарить Кулибину. И услышал в ответ:

— По-моему, сударь, сейчас ничего не надобно — не для подарков они старались. А из Тулы какую вещь искусную и пошлете с письмом.

Дома Непейцын сел почитать у окошка. Но скоро отложил книгу и поставил рядом снятую обнову. Он то сгибал и разгибал тугие суставы, то гладил дерево и кожу, то просто любовался.

В эти счастливые минуты брякнуло кольцо у калитки. Филя пошел отворять и на несколько минут скрылся из глаз Сергея, разговаривая с кем-то на улице. Потом распахнул ворота, и на двор Брунсов въехал тарантас тройкой с Фомой на козлах.

Пока Филя затворял ворота, Фома слез и новел лошадей в глубь двора, к сушилке, у которой не раз устраивал временную коновязь… И тут Непейцын рассмотрел, что кучер какой-то поникший, похудевший, небрежно запоясанный, будто век не чесанный.

— Что с ним? — спросил он подошедшего к окну Филю. — В дороге захворал или с лошадьми что-нибудь?

И тут заметил, что Филя тоже расстроен, нахмурен.

— Беда в Луках, сударь.

— С дяденькой? — перехватило дух Сергею.

— Нет, они, слава богу, здоровы…

В это время Фома подошел к окошку и поклонился:

— Так что барыня молодая, Анна Федоровна, родами преставилась, — сказал он. — И робеночек сряду… Семен Степанович не едят, не пьют…

— Повитухи, что ль, не случилось? — спросил Непейцын.

— Две было… Сутки цельны маялась…

Фома пошел распрягать лошадей, Филя приготовлял ему поесть, и Сергей остался один.

«Вот и кончилось дяденькино счастье, — думал он. — Что за подлая штука судьба! Уж он ли не заслужил хорошего?..»

Потом Фома улегся спать в тарантасе, а Филя стал накрывать к барскому ужину.

— Что еще рассказывал? — спросил Непейцын.

— Легко ль из него слово вытянуть? — отозвался Филя. — Сказал, что барыня тихая была, жалостливая, что Семен Степанович ее грамоте учил, книжки ей читал, что сказки Ненилины слушать любила. Горюют люди про нее…

В это время опять загремело кольцо у калитки.

— Кого еще несет?! — заворчал Филя. — Верно, Терешка…

Он не ошибся. В скупом свете сумерек Сергей увидел, как проворно вскочил во двор Терентий. Но Филя не пустил его дальше. До Непейцына доносился оживленный голос и смех шорника, видно было, как размахивает руками, в чем-то убеждая Филю, который только отрицательно мотал головой.

Выпроводив гостя, Филя вернулся в горницу и, не дожидаясь вопроса, сказал:

— На свое занятие сманивать приходил, от мастера-англичана, которого намедни у него ж в мастерской встретил. Зашла речь про дуговую упряжь, я кое-что присоветовал. Англичану и полюбилось. А Терешка насказал про работу с ногой вашей да про столярство. Вот и загорелось, чтоб шел к нему мастером.