Повесть о Сергее Непейцыне
Шрифт:
До пасхи оставалось полторы недели, когда Сергей начал ходить на костылях. Сначала по комнате, в халате, от кровати к окну. Оказалось так легко, что решил выбираться на двор. Филя засел зашивать низ левой штанины: «Чтоб не дуло», — пояснил он. Смазал и начистил сапог и башмак на уцелевшую ногу.
На другое утро впервые за четыре месяца Филя помог Сергею одеться и обуться. Допрыгал до скамейки, что стояла под его окошком. Поздороваться с Непейцыным из своей каморки вылез Тихон.
— Ты, ваше благородие, главно пазухи натруди, чтоб вроде юфти отмялись, — советовал он. — Я на костылях
Сергей начал ковылять по двору, «обскакал» сад Леонтовича, взобрался в беседку на пригорке у забора и подивился обстоятельности построек подполковника. А когда вернулся, то подмышки, здоровая нога и особенно праздно висевший обрубок, действительно «шибко» ныли. Но на другое утро он снова был на дворе.
А через три дня была страстная суббота, и утром поехали говеть в крепостной собор. Сергей впервые видел улицы Херсона. Идущие вдоль Днепра или поперечные, сбегающие к реке, все были немощеные, обстроенные одноэтажными домиками с молодыми садами.
За высокими земляными валами крепости, по которым ходили часовые, за каменными воротами, окружая собор, стояли дворцы императрицы и Потемкина, арсенал, провиантские склады и цейхгаузы, гауптвахта с платформой для караула — все каменное, крытое железом. Собор был невелик: белый, строгий, обсаженный молодыми деревцами. На лугу перед ним — несколько могил с деревянными крестами.
— Сюда, Сергей Васильевич, всех старших чинов из-под Очакова привезли, — пояснил Филя. — Там вон генерал Синельников, там полковники какие-то, а тут сам бригадир Горич…
Непейцын обошел могилы, прочел надписи и подумал:
«Тут все уравнялись, одинаково для потомков будут герои очаковские. Еще наследники казнокрадов памятники покрасивей поставят и возвеличат Синельниковых против Горичей…»
Когда, исповедовавшись и причастившись, Сергей доехал домой, то едва проковылял до постели, — так ныл, так болел еще не привыкший к движению тела обрубок.
— Лежите, сударь, теперь до вечера, отдыхайте, — посоветовал Филя. — А к заутрене, может, не в собор поедем, а в греческую церковь? До нее рукой подать, а вера вроде как наша. И еще в ихней церкви скамейки стоят, вы присядете.
— А ты откуда знаешь? — удивился Сергей.
— На неделе ходил, прикидывал, куда вас к заутрене везть.
Участок подполковника Леонтовича располагался на окраине слободки, где жили вызванные Потемкиным из Греции моряки и торговцы. Уже не раз до сидевшего у окошка Сергея долетал с улицы разговор на греческом языке. Проходившие мимо здоровались знакомыми ему выражениями: «Кали мера… Кали спера…» И часто слышал на разные лады повторяемое слово «хримата» — деньги. Тут все жили торговлей.
Вечером отправились в церковь. Пройти нужно было всего два квартала вниз к Днепру. Около церкви горели масляные фонари. Молодые деревца отбрасывали тени на белые стены. И здесь за алтарем виднелось несколько могильных крестов. Внутри было полно народа. Два ряда массивных колонн поддерживали выбеленные своды. Впереди на темном резном иконостасе поблескивали золоченые оклады икон. Вдоль стен и правда стояли скамьи. Усевшись,
Непейцын снова принялся рассматривать греков. Вот молодцы, какую церковь построили! Ведь и городу самому меньше десяти лет. Надо будет днем прийти. Да, да, прийти, ну, приковылять и рассмотреть, что за статуи в нишах колокольни поставлены. Из сада Леонтовича видел. Евангелисты, наверно.
Когда шли от заутрени, Филя сказал:
— Иконостас резной, сказывают, с Кипра-острова привезен на корабле, тамошним резчикам заказывай. С родины ихней…
— А твоя родина, Филя, где?
— Моя под Тверью была, да теперь уж вроде в Луках или здесь. Где Семен Степанович, вы да Ненила — там и родина. И здесь, к примеру, можно бы жить — тепло, река большая, цены недорогие, да место, должно, нездоровое.
— Отчего так думаешь?
— Народ простой, слыхать, сильно мрет — матросы, солдаты…
Тихон открыл калитку и, когда похристосовались, сказал:
— В Софийской церкви были, ваше благородие?
— Как ты назвал? — переспросил Непейцын.
— Греко-Софийской зовется, — подтвердил инвалид.
«Вот и забудь о ней!» — думал Сергей, присев в своей комнате и глядя, как Филя зажигает свечи на праздничном столе.
— Зови и Тихона разговляться, — приказал он вошедшему Фоме.
С праздников Сергей взял правилом ежедневно выходить из дому. Подолгу колесил по участку Леонтовича. Походив по двору, присаживался передохнуть на край колодца, а в саду — на одну из каменных скамей, поставленных перед домом, или в беседке. Потом стал заставлять себя выходить в город. Заставлять нужно было потому, что уж очень жалостно на него смотрели встречные: такой молодой, а уж калека!.. Ну что ж, надо и к этому привыкать — новая нога не вырастет. И то сомнительно, удастся ли когда обходиться без костылей. Рана хотя и закрылась, но малейшее прикосновение к рубцу вызывало боль. Какая тут деревяшка!..
Филя предлагал сопровождать своего барина со складным стулом, но Сергей отказался. Понемногу удлиняя маршрут, сначала доходил до главной Екатерининской улицы, что шла от Пехотного форштадта до крепости, заглядывал в лавки, где торговали французы, итальянцы, греки и русские, потом стал отправляться в сторону верфи, где увидел стоявшие на стапелях и спущенные уже на Днепр корабли. Наконец добрался до крепости. Под внимательным взглядом все выглядело не так добротно. Земляные валы оползали, штукатурка трескалась, ржавые пятна проступали на плохо окрашенных кровлях.