Повесть о Сонечке
Шрифт:
Грубо? Грубо - как Корделия: - ?Я вас люблю, как соль, не больше, не меньше?. Старого короля можно любить, как соль, но... маленькую девочку? Нет, довольно соли. Пусть раз в мире это будет сказано: я ее любила, как сахар - в революцию. И всJ тут.
========
Kannst Du dem Augenblicke sagen: - Verweile noch! Du bist - so sch?n...18
Нет, этого у меня с нею не было. Было другое, обратное и бо`льшее:
Beh?t Dich Gott!
– es w?r zu sch?n gewesen, Beh?t Dich Gott!
– es hat nicht sollen sein19.
Было
Была - судьба. Было русское ?не-судьба?.
========
Вспомним слово Царя Давида:
– Человеку от Бога положено семьдесят лет, а что свыше - уже Божья милость.
Нам с Сонечкой было положено три месяца, нет!
– вся Сонечка, вся трехмесячная вечность с нею уже были этим свыше - человеческого века и сердца.
========
Мария... Миранда... Мирэй...
– ей достаточно было быть собой, чтобы быть - всеми...
Так сбылось на ней пророческое слово забывчивого Павлика:
Единая под множеством имен...
Для меня - сбылось. Но не только имена обрели лицо. Вся мужская лирика, доселе безобъектная, или с обратным объектом - самого поэта - ибо быть ею всей поэтовой любви, вставить в нее себя: свое лицо как в зеркало, я не могла, ибо сама хотела любить и сама была поэт - вся мужская лирика для меня обрела лицо: Сонечкино. Все эти пустоты (ты, она - на всех языках), имеющие дать и дающие только переполненность поэтова сердца и полноту его я, вдруг - ожили, наполнились ее лицом. В овальной пустоте, в круглом нуле всякого женского образа в стихах поэта - Сонечкино лицо оказалось как в медальоне. Но нет, у Ленау лучше - шире!
Es braust der Wald, am Himmel ziehn Des Sturmes Donnerfl?ge, Da mal'ich in die Wetter bin O M?dchen! Deine Z?ge.20
Все песни всех народов - о Сонечке, всякий дикарь под луной - о Сонечке, и киргиз - о Сонечке, и таитянин - о Сонечке, весь ГJте, весь Ленау, вся тоска всех поэтов - о Сонечке, все руки - к Сонечке, все разлуки - от Сонечки...
Нужно ли прибавлять, что я уже ни одного женского существа после нее не любила, и уже конечно не полюблю, потому что люблю все меньше и меньше, весь остающийся жар бережа для тех - кого он уже не может согреть.
========
Зима 1919 г.
– 1920 г. В дверь уже не стучат - потому что больше не закрывается: кто-то сломал замок. Итак, вместо стука в дверь - стук сапог, отряхивающих снег, и голос изнизу:
– Здесь живет Марина Ивановна Цветаева?
– Здесь. Подымитесь, пожалуйста, по лестнице.
Входит. Чужой. Молодой. Знаю: этого человека я никогда не видала. Еще знаю: вошел - враг.
– Я Ав, брат Володи Ава. У вас нет вестей от брата?
– Были. Давно. Одно письмо. Тогда же.
– У нас - никогда - ничего.
– Всего несколько слов: что надеется на встречу, здоров...
–
– Ничего.
– Вы мне разрешите вам поставить один вопрос. И заранее меня за него извините. Какие отношения у вас были с братом? Я вас спрашиваю, потому что - мы были с ним очень дружны, все, вся семья - он тогда, на последнюю Пасху - ушел, пошел к вам, и (с трудом, по-Володиному сглатывая) свой последний вечер провел - с вами... Дружба? Роман? Связь?
– Любовь.
– Как вы это сказали? Как это понять?
– Так, как сказано. И - ни слова не прибавлю.
(Молчит. Не сводит глаз, не подымаю своих.)
Я: - Дайте адрес, чтобы в случае, если...
– Вы не знаете нашего адреса?
– Нет, Володя всегда ко мне приходил, а я ему не писала...
– И вы ничего не знали о нас, отце и матери, братьях?
– Я знала, что есть семья. И что он ее любит.
– Так что же это за отношение такое... нечеловеческое?
(Молчим)
– Значит - вы его никогда не любили - как я и думал - потому что от любимой женщины не уезжают - от - любящей...
– Думайте, что хотите, но знайте одно - и родителям скажите: я ему зла не сделала - никакого - никогда.
– Странно это все, странно, впрочем, он - актер, а вы - писательница... Вы меня, пожалуйста, простите. Я был резок, я плохо собой владел, я не того ждал... Я знаю, что так с женщинами не разговаривают, вы были очень добры ко мне, вы бы просто могли меня выбросить за дверь. Но если бы вы знали, какое дома - горе. Как вы думаете - он жив?
– Жив.
– Но почему же он не пишет? Даже вам не пишет? .
– Он - пишет, и вам писал, и много раз - но письма не доходят.
– А вы не думаете, что он - погиб?
– Сохрани Бог!
– нет.
– Я так и родителям передам. Что вы уверены, что он - слава Богу!
– (широкий крест) - жив и что пишет - и что...А теперь я пойду. Вы меня простили?
– Обиды не было.
Уже у выхода: - Как вы так живете - не запираясь? И ночью не запираетесь? И какая у вас странная квартира: темная и огромная, и все какие-то переходы... Вы разрешите мне изредка вас навещать?
– Я вам сердечно буду рада.
– Ну, дай вам Бог!
– Дай - нам Бог!
========
Не пришел никогда.
========
Чтобы закончить о Юрии 3. Перед самым моим отъездом из России уже в апреле 1922 г., в каком-то учреждении, куда я ходила из-за бумаг, на большой широкий каменной лестнице я его встретила в последний раз. Он спускался, я подымалась. Секундная задержка, заминка - я гляжу и молчу - как тогда, как всегда! снизу вверх, и опять - лестница! Лицо - как пойманное, весь - как пойманный, забился как большая птица: - Вы, вы не думайте, вы не поняли, вы не так поняли... Все это так сложно... так далеко-не-просто...