Повесть о старых женщинах
Шрифт:
— Почему вы не можете пойти сейчас?
— Ну, собственно, я мог бы пойти и сейчас, — признался он.
— В таком случае советую вам пойти и не возвращаться обратно с этим зубом. После я уложу вас в постель. Ну проявите хоть немного мужества!
— О, мужества!.. — повторил он обиженно.
Но тут послышалось пение идущей по коридору Констанции.
— Констанция, детка! — окликнула ее миссис Бейнс.
— Да, мама. — Она заглянула в комнату. — О! — Мистер Пови
— Мистер Пови идет к дантисту.
— Да, сейчас же, — подтвердил мистер Пови.
— О, я так рада! — воскликнула Констанция. У нее на лице было написано искреннее сочувствие без тени иронии. Мистер Пови мгновенно погрузился в этот поток сочувствия и сразу решил, что должен показать, какой он твердокаменный мужчина.
— И вообще-то, такие вопросы нужно решать сразу, — сказал он с холодным безразличием. — Я только накину пальто.
— Вот оно, — поспешила сообщить Констанция. Пальто и шляпа мистера Пови висели на крючке в коридоре, около комнаты. Она протянула пальто, от всего сердца желая услужить мистеру Пови.
— Я позвала тебя сюда не для того, чтобы ты стала камердинером мистера Пови, — довольно сурово прошептала миссис Бейнс, а вслух произнесла: — Я не могу остаться в лавке надолго, Констанция, но ты ведь сможешь побыть там до возвращения мистера Пови, не правда ли? Если что-нибудь случится, прибеги наверх и скажи мне.
— Хорошо, мама, — тотчас согласилась Констанция. Минутное колебание, и она отправилась было исполнять поручение.
— Сначала я хочу поговорить с тобой, детка, — остановила ее миссис Бейнс. Ее голос прозвучал как-то необычно: был полон значительности, доверия и поэтому был приятен и льстил Констанции.
— Я, пожалуй, выйду через боковую дверь, — сказал мистер Пови. — Здесь будет поближе.
Это действительно было так: он сократил свой путь ярдов на десять из предстоящих двух миль, пройдя не через лавку, а через боковую дверь. Никто бы не подумал, что он просто побаивается, как бы люди не догадались, куда он идет, и как бы миссис Бейнс не пошла за ним через лавку и не сделала в присутствии его помощниц какое-нибудь замечание, унижающее его достоинство? (Но миссис Бейнс это понимала.)
— Эта лента вам не понадобится, — сухо заметила миссис Бейнс, когда мистер Пови потянул на себя боковую дверь. Копны ленты свисали из-под пальто.
— Ой! — сердито произнес мистер Пови, досадуя на свою рассеянность.
— Я положу ее на место, — сказала Констанция, протягивая руку.
— Спасибо, — печальным голосом поблагодарил мистер Пови. — Не думаю, что со мной придется долго возиться, — добавил он с напряженной жалкой улыбкой.
Зятем он зашагал по Кинг-стрит, делая вид, что наслаждается прекрасным майским утром. Но в его бедном робком сердце для майского утра места не было.
— Эй, Пови! —
Но мистер Пови не обращал внимания на призывы. Он взялся за дело и оглядываться не собирался.
— Эй, Пови! Бесполезно!
Миссис Бейнс и Констанция стояли у двери. От Боултен-Терес, величественного сооружения, где разместились новые лавки, которые остальные жители Площади прозвали от зависти «воображалами», переходил дорогу мужчина средних лет. Он помахал рукой миссис Бейнс, державшей дверь открытой.
— Это доктор Гарроп, — сказала она Констанции. — Не удивлюсь, если ребенок наконец родился, а он, наверно, хочет сообщить об этом мистеру Пови.
От гордости Констанция залилась краской. Миссис Пови, супруга знаменитого кузена «нашего мистера Пови», кондитера и пекаря высшего класса в Боултен-Терес, нередко служила темой беседы в семье Бейнсов, но только теперь впервые миссис Бейнс заговорила в присутствии Констанции о тех заметных изменениях, которым подвергался внешний вид миссис Пови в течение последних месяцев. Подобная откровенность со стороны матери, да еще после разговора об уходе из школы, по-настоящему доказывала, что Констанция уже не девочка.
— Доброе утро, доктор.
Доктор, с небольшим саквояжем в руке, в бриджах для верховой езды (он последним из врачей Берсли сменил седло на дрожки), поклонился и поправил высокий черный галстук.
— Доброе утро! Доброе утро, барышня! Итак, мальчик.
— Там? — спросила миссис Бейнс, показывая на кондитерскую.
Доктор Гарроп утвердительно кивнул головой.
— Я хотел сообщить ему, — сказал он, глянув в сторону важно вышагивающего труса.
— Что я говорила, Констанция? — спросила миссис Бейнс, повернувшись к дочери.
Смущение Констанции было равносильно испытанному ею удовольствию. Торопившийся было доктор задержался у ступенек и, сунув руку в карман своих обширнейших бриджей, с улыбкой в маленьких глазах, смотрел на пышную матрону и стройную девицу.
— Да, — сказал он, — это продолжалось почти всю ночь. Трудно! Трудно!
— Но, надеюсь, все в порядке?
— О, да. Прелестный ребенок! Прелестный ребенок! Но при этом он причинил мамочке некоторые неприятности. Ничего нового? — Теперь он посмотрел на спальную мистера Бейнса.
— Нет, — ответила миссис Бейнс уже другим тоном.
— Держится молодцом?
— Да.
— Хорошо! Доброго, доброго вам утра.
Он направился к своему дому, расположенному несколько ниже по улице.
— Надеюсь, она теперь начнет новую жизнь, — заметила миссис Бейнс Констанции, закрыв дверь. Констанция знала, что ее мать имеет в виду жену кондитера, и поняла, что на это мало надежд.
— О чем вы хотели поговорить со мной, мама? — спросила она, чтобы скрыть смущение, хоть и приятное.