Повесть о суровом друге
Шрифт:
– Не выдумывай!
– Не веришь, сам услышишь.
– А ну скажи что-нибудь по-германски.
– Я бы сказал, да не поймешь ты. Ну, например: «Драйцик-двайцик, хурды-мурды, тирим-бирим, чох». Что я сказал?
– Не знаю.
– Я сказал: «Пойдем домой, я тебе пирогов дам».
Раньше я видел людей, которые разговаривали не по-нашему, это были военнопленные немцы. А какие же германцы?
– Меня вчера один приглашал, - продолжал Илюха.
– «Приходи, говорит, - в гости, саблю дам». Что, не веришь?
– Верю, -
Шагая по улице, я в нетерпении оглядывался по сторонам. Вдруг я увидел на заборе большое объявление. Половина его была написана не по-русски, а на другой половине я прочитал:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
Каждый, кто передаст германскому командованию большевистских агитаторов, получит за каждого премию:
1. Сто рублей за сведения.
2. Двести рублей, если доставит агитатора в наше распоряжение.
3. Тысячу рублей и корову за поимку главаря по кличке Дядья Митья.
Комендант города майор Гейн-Гауптман.
Наконец около хлебной лавки мы увидели первого германца. Боясь приблизиться, мы остановились в отдалении и стали рассматривать его. Германец был в синем жупане и шароварах, заправленных в сапоги. На голове шапка из серых смушек с длинным «оселедцем», на конце которого болталась кисточка. Из-за спины у германца торчала винтовка, на поясе висела граната, а сбоку волочилась по земле кривая, точно колесо, шашка.
Германец прохаживался возле лавки, видимо охраняя ее.
– Сейчас я спрошу у него по-германски, что он здесь делает, - спросил Илюха.
Я подошел поближе, чтобы послушать их разговор.
Заложив руки в карманы, Илюха остановился перед германцем. Минуту они молча разглядывали друг друга.
– Драйцик, - неожиданно выпалил Илюха и замялся, хмуро оглянулся на меня: - Чего смотришь? Думаешь, не умею?
Он снова повернулся к германцу. Но тот вдруг выговорил чисто по-украински:
– Чего вылупився, як баран на аптеку? Чи я тоби цирк?
– И он стукнул Илюху так, что у того слетел и покатился по дороге картуз.
Илюха икнул, догнал картуз и пустился прочь.
– Он сумасшедший, - с трудом переводя дыхание, проговорил Илюха.
– Ты видал, какие у него глаза? Такие всегда бывают у сумасшедших.
– А почему он по-украински заговорил?
– Тебе же говорят - сумасшедший.
Илюха дернул меня за рукав:
– Гля, что это?
Из города бежал народ, мимо нас рысцой протрусила испуганная старушка. Она крестилась и повторяла вполголоса:
– Осподи Иисусе Христе, что ж это делается! Оспади милосердный!
Люди останавливали ее, о чем-то спрашивали, но она покачивала головой и повторяла одно и то же.
2
На главной улице невозможно было протиснуться. Гул от встревоженных голосов
В стороне, громко причитая, плакала женщина. Четыре солдата в круглых стальных шлемах не подпускали к столбу людей.
На этих солдатах были короткие серо-голубые шинели, подпоясанные ремнями с медными пряжками. На пряжках - орлы с перьями, торчащими в стороны, как острые кинжалы. За спинами у солдат висели ранцы. По тому, как солдаты молча смотрели на людей, я понял, что они ни слова не понимают по-русски. Я сразу догадался, что это были немцы. Стало жутко. Главный немец, у которого на голове поблескивала черная каска с острой медной шишкой, гарцевал на коне и кричал:
– Коспода! Немецкая армия пришел на помощь вас. Она защищает вам от болшевик и просиль разойтись по домам. Немецкий армия считает Совет непорядка. Так люди не дольжен жить. Люди дольжен жить не Совет, не коммуна. Кайзер Вильгельм помогайт русскому наводит порядок Россия. Я просиль разойтись, коспода.
– У нас господа в семнадцатом году кончились!
– послышался из толпы возглас.
– Вас никто сюда не звал, убирайтесь!
– крикнул человек, стоявший позади меня.
Я обернулся и едва не вскрикнул от радости. Это был молотобоец Федя.
Колбасник Цыбуля ухватился обеими руками за Федю и заорал:
– Господа немцы, ловите, это большевик!
Федя ударил колбасника локтем в лицо.
– Караул!..
– заорал Цыбуля, приседая.
– Держите его!
Федя метнулся в толпу, чуть не сбив меня с ног, и схватил на ходу камень с мостовой.
– Товарищи, бейте оккупантов!
– И швырнул камень в часовых. И, как по команде, мальчишки всего города обрушили на немцев бурю камней.
Толпа, охваченная гневом, теснилась к вожакам, люди вооружались чем попало. Только теперь я заметил, что было здесь много шахтеров и они что-то прятали под одеждой. Вот один выхватил из-под полы шахтерский обушок и крикнул:
– Бей их, хлопцы!
Немец в каске с медной шишкой поднял руку и жестко, не по-русски, подал команду.
Сейчас же из-за угла выскочил немецкий конный отряд и с поднятыми палашами бросился на толпу. Их осыпали камнями. Но немцы стали рубить людей, и толпа хлынула врассыпную.
Илюха нырнул куда-то, и я потерял его из виду.
Я бежал, боясь оглянуться. Сзади цокали копыта, слышался лошадиный храп, раздавались стоны, ругань. Я заскочил в какой-то двор и присел за мусорным ящиком. Сквозь щель в заборе я видел, как старик рабочий стал бить немца по лицу торопливыми короткими ударами, обеими руками вцепился в горло и упал вместе с врагом. Другой немец, подскочивший сбоку, воткнул рабочему в спину штык.