Повесть о суровом друге
Шрифт:
Я покосился на Ваську. Лицо у него было строгое, а от знамени, под которым он стоял, пахло порохом и видны были пробоины от пуль.
– На страх врагам, - продолжал дядя Митяй, - в голоде и лишениях мы празднуем первую годовщину великой революции и будем верить, что скоро мозолистая рабочая рука сотрет с лица земли всех врагов...
За входной дверью послышались шум, возня, крики. Потом дверь распахнулась с такой силой, что ударилась об стену. И тогда в зал не спеша вошли двое. Первый был в красивом синем полушубке, обшитом по
Неторопливо, вразвалку они прошли между рядами вперед.
Первый повернул голову к желтому кожуху и нарочито громко спросил:
– Грицько, а шо воны тут делають, оци люди?
Грицько стоял, опершись руками на саблю, и нагло разглядывал собравшихся. Он ответил таким же, нарочито громким и нахальным голосом:
– А це, батько, у них тут, мабуть, свадьба.
– Свадьба!
– повторил первый.
– А де же музыканты? Та и жениха я шось не бачу.
– Он прищурил глаза и, указав плетью на дядю Митяя, стоявшего на сцене, спросил: - Ото не жених, случаем, га?
– Та ото ж вин и есть, - ответил другой бандит.
– А ну, гукай его сюда, бо я его погано бачу.
Дядя Митяй стукнул кулаком по столу и крикнул:
– Часовой, в чем дело? Зачем пустил этих скоморохов?
– Кого? Мене?
– переспросил бандит.
– Ах ты, кляча погана! Ты знаешь, хто я такой? Ты знаешь, что я батько Яблочко? А ну слазь!
– И бандиты вынули наганы.
Люди вскочили с мест. Красноармейцы схватились за винтовки. Дядя Митяй прыгнул со сцены в зал. Васька шмыгнул в сторону, шепнув мне: «Стереги знамена». Я заметил, как он юркнул в толпу, потом очутился возле двери и накинул длинный железный крюк, закрыв дверь.
– Долой Советську власть! Долой коммунию!
– крикнул батько Яблочко и выстрелил в дядю Митяя.
– Хлопцы, робы грязь!
– кричал он, стреляя без разбора в толпу.
– Отнимай оружие, гукай наших с вулыци!
– Товарищи, спокойствие!
– призывал дядя Митяй, пробираясь вперед.
Бандитов смяли.
На улице слышались выстрелы. В окнах зазвенели выбитые стекла, засвистели пули. В дверь, ругаясь, били прикладами и кричали:
– Батько! Що там за лихо? Открой двери!
Я вспомнил приказ Васьки - беречь знамена, схватил одно, сорвал с древка. То же самое я сделал с другим флагом и спрятался в суфлерскую будку.
В зале шла борьба, упала со стены лампа, трещали стулья. Кто-то закричал: «Пожар!» Я сидел в будке, прижав к груди полотнища знамен.
Не знаю, долго ли продолжалась потасовка в клубе, только выстрелы постепенно стали удаляться. В зале слышались тихие стоны, шаги и одинокие голоса людей, гасивших пожар.
Потом совсем стало
Я вылез из будки. Всюду было темно. Натыкаясь на поломанную мебель, я ощупью нашел дверь и вышел на улицу. Вьюга стихла, где-то далеко слышались одиночные выстрелы.
Не зная, где искать Ваську, я побежал к себе на окраину - надо было спрятать знамена.
По дороге я думал о том, как неожиданно все случилось, точно во сне. Но я не чувствовал страха. И когда на углу улицы мне встретился лохматый бродячий пес, я смело пошел на него. Пес не выдержал и свернул в сторону.
Дома я никого не застал, спрятал в сундуке знамена и решил вернуться в город искать Ваську.
Возле калитки я неожиданно столкнулся с темной фигурой:
– Кто тут?
– А ты кто?
Я узнал по голосу Тоньку.
– Ты что одна ходишь? В городе бандиты.
– Знаю.
– Вот убьют тебя, тогда будешь знать.
– Тебя же не убили?
– Глупая, то я, а то ты.
– А где Вася?
– спросила Тонька.
– Воюет. Бандитов колошматит. А у меня патроны кончились, пришел зарядить наган...
«Чудак, зачем-то наган выдумал... Сейчас Тонька спросит, и опять надо будет врать».
– У тебя наган есть?
– удивилась Тонька.
– Кто тебе дал?
– Нашлись люди...
– Покажи.
«Вот Илюха умеет врать, позавидуешь...»
– Не наган у меня, а смитвельсон.
– Ну, покажи смитвельсон, - не отставала Тонька.
– Нельзя девчонкам за оружие браться. У вас на то куклы есть. Тебе покажи смитвельсон, а ты не с того конца возьмешься и застрелишь себя. Отвечай тогда...
– Ты же не застрелился?
– Мы мужчины, понятно тебе?
Тонька молчала. Я тоже не знал, о чем еще говорить. Вдруг я вспомнил, что хотел украсть Тоньку... Сейчас самый подходящий момент: никого нет, тихо кругом...
– Тонь, а Тонь!
– Чего?
– Ты кого любишь?
– Мамку с папкой.
– А еще кого?
– Абдулку.
Сердце мое колотилось.
– Тонь, знаешь что?
– Говори.
– Давай... я тебя украду.
– Как?
– испугалась она.
– А так. Отнесу в степь на Кальмиус. Хату из камыша сделаю. Будем там жить. Купаться будем. Я на заводе буду работать, а ты обед варить...
Сначала Тонька засмеялась, но потом призадумалась:
– А как папка с мамкой? Они искать меня будут.
– Зачем? Им еще лучше, кормить тебя не надо. Ну? Украсть?
Тонька колебалась.
– Чего боишься, глупая? Знаешь, как заживем? Обвенчаемся, весело будет. Ну? Украсть?
– А Васю возьмем с собой?
– Зачем?
– Так...
– Можем взять, - сказал я неопределенно.
Тонька вмиг оживилась, как будто этого ждала, она засыпала меня вопросами:
– А что будем делать, если дождь пойдет?
– Ничего. Хата будет с крышей.
Тонька медлила, словно искала, о чем еще спросить.