Повесть о суровом друге
Шрифт:
– Не везло, Вась, ну что я мог поделать, - пытался я оправдаться.
Васька сердито напялил картуз, взял четыре свои обоймы и сказал мне с досадой:
– А я хотел подарить тебе новую свинчатку.
С унылым видом я поплелся за Васькой, а он, решительный и злой, широко шагал по двору к уличной калитке. Илюха сидел на лавочке и грыз семечки, далеко отплевывая шелуху. Он даже не глянул в нашу сторону. Васька подошел и взял его за рубаху.
– Не хватай за грудки, чего ты хватаешь, отойди!
– Ты Леньку обыграл?
– Его и курица обыграет.
–
– Не желаю. С Ленькой буду.
– А я тебе говорю: играй!
– Не имеешь права заставлять.
– Ленька, сними с него шапку!
Я только того и ждал, сорвал с Илюхиной головы картуз и спрятал за спину.
– Отдай шапку!
– Будешь играть - вернем, - сказал Васька.
– Ладно, задаешься чересчур. Ставь гильзы на кон.
Игра возобновилась. У Васьки был такой сердитый вид, и он так ловко сбивал медные гильзы, что Илюха забеспокоился. Но он надеялся выиграть.
Жадности в нем не было предела. Проигрывая, Илюха приносил из дому все новые и новые обоймы, желая отыграться.
Илюха нахально спорил, требовал права переступать за черту, потому что у Васьки ноги длиннее. Васька на все соглашался.
А тот требовал все новых уступок. Он настоял, чтобы Васька ставил на кон два патрона против одного Илюхиного. Васька и здесь не спорил.
Я догадывался: Васька боялся, как бы Илюха не убежал, ведь нужно было выиграть у рыжего все патроны.
Васька играл со злостью, он бил почти не целясь, и гильзы со звоном разлетались по сторонам. Я едва успевал собирать их. Васька сердился и на Илюху, и на меня: мы вынудили его заниматься такими пустяками, как игра в патроны.
Илюха разозлился. Он готов был затеять драку, обвинял Ваську в мошенничестве. Васька не спорил, заново ставил гильзы на кон и вторично сбивал их.
Я уже отнес домой три раза по десяти обойм, а игра только разгоралась.
Сначала Илюха проиграл все немецкие патроны, с тупыми пульками, потом стал приносить русские, с острыми, как жало, свинцовыми пулями, те, что были нам нужны. Васька забирал патроны у Илюхи и отдавал мне, подмигивая: неси, мол, домой.
Илюха проигрался вчистую, семнадцать немецких обойм и двадцать три русских, не считая одиночных патронов, которых набралось несколько пригоршней. Я ссыпал их в подол и отнес домой.
Илюхе уже не на что было играть, но он не отпускал Ваську:
– Давай на шапку.
– Своя имеется, - ответил Васька.
– Ну на деньги! Продай десять патронов!
– У других покупай. Я не Цыбуля, чтобы торговать.
– Тогда на конфеты, Вась. По три штуки на патрон дам, хочешь?
– Сладкого не люблю, - отвечал Васька, надевая шапку, которую снял во время игры.
Илюха не знал уже, что сказать. Он схватил Ваську за рукав:
– Что же ты, обыграл и уходишь? Так, значит? За бомбу сколько патронов дашь?
– Настоящая?
– Новая.
– Где взял?
– Мое дело - купил, нашел, насилу ушел.
– Неси.
Илюха примчался с новой бутылочной гранатой, поблескивающей жестяной «рубашкой». Васька осмотрел, пощупал кольцо, покосился на Илюху и спросил:
– Сколько?
–
Игра продолжалась.
Васька опять выиграл. Илюху от ярости трясло, он кусал губы и едва не плакал.
– На пулемет сыграем?
– неожиданно предложил он, уже не сознавая, что говорит.
– Какой пулемет?
– удивился Васька.
– «Максим». На дворе у нас стоит.
– Красноармейский?
– Нет, мой. Я его за сто рублей на базаре купил.
Васька с силой надвинул Илюхе на нос его драный картуз:
– Чужой пулемет у тебя.
Илюха перекрестился:
– Накажи меня бог, мой! Чтоб у меня мать померла...
Васька обнял Илюхину голову левой рукой и, ударяя щелчками по лбу, приговаривал:
– Стой, не шатайся. Ходи, не спотыкайся. Говори, не заикайся. Ври, не завирайся.
– Пусти!
– кричал Илюха, вырываясь. Васька дал ему на прощанье еще два щелчка и сказал: - А это чтобы не воровал патроны у красноармейцев, чтобы не изменял своим, продажная тварь!
Мы ушли, оставив посреди улицы хныкающего Илюху.
3
Патроны, выигранные у Илюхи, мы аккуратно ссыпали в ящик из-под цыплят. Набралось чуть побольше половины ящика. Тогда мы придумали собирать патроны до тех пор, пока не будет доверху. Кроме того, мы решили разыскивать разное оружие по сараям. Еще у немцев было наворовано много всякого добра: плоские штыки, длинные палаши, германские винтовки. Все это мы сговорились складывать в укромном уголке и вместе с патронами передать потом комиссару дяде Митяю.
Части Красной Армии стояли почти в каждом дворе. В моем пустом доме разместился штаб. Красноармейцы починили разбитые двери, наносили в хату соломы по самые окна и спали на ней вокруг стола, где у телефона сидел дежурный.
У красноармейцев теперь была новая форма: очень красивые суконные шлемы со звездой и гимнастерки с красными застежками поперек груди.
Во дворе, заросшем лебедой, стояли кони, военные двуколки и даже полевая кухня с закопченной трубой. Пулемет «максим» был укреплен на тачанке задом наперед, и, когда часовой отвлекался, Васька вскакивал на тачанку, прикладывался к пулемету и «осыпал» меня длинной «очередью». Конечно, патронов в пулемете не было, и Васька понарошку трещал языком, а я делал вид, будто он меня скосил пулями.
По вечерам во дворе собирались красноармейцы и начиналось веселье. Пулеметчик Петя играл на гармошке и сам себе подпевал на мотив «Яблочка»:
Пароход идет
Волны кольцами.
Мы на фронт идем
Комсомольцами.
Красноармейцы кормили нас из котелков гречневой кашей или перловым супом. Чечевица тоже была вкусная, только по цвету синяя. Петя подарил мне насовсем алюминиевую ложку с выцарапанной надписью: «Хлебай, не зевай». Я носил ложку на веревочке, как крест на шее, да жаль - хлебать было нечего.