Повесть о Тобольском воеводстве
Шрифт:
Много заманчивого рассказывалось о Сибири и о Северном Урале в старинных сказаниях новгородских. Выходило так, что еще лет за пятьсот до похода Ермака начали стремиться русские люди на Восток, за Камень. Приходили сюда торговать, заключали союзы с вождями здешних племен, предлагали им дружбу, вступали в споры. Было за что и поспорить. Серебро, моржевые клыки, а главное — мягкая рухлядь — пышные драгоценные меха, за которые чистым золотом расплачивались и арабы, и персы, и свен, и франки. Но люди, оберегающие эту страну сокровищ, были дикие, опасные люди. Их, по преданиям, когда-то загнал в Камень сам царь Александр Македонский. Из дивного полуденного Солнце-места погнал Александр этих человеков племени Иафетова за Русь, на полночь, туда, где стоят горы, заходящие в луку моря, имеющие высоту до небес. И в горах
Чудеса! И не один чернец монастырский, начитавшись подобных известий, бросал тихую обитель, чтоб бежать на клич бирюча. В Сибирь! В Лукоморье!
И из уст в уста, от грамотеев к невеждам, передавались рассказы о волшебных странах.
Однако, стольный город сибирский Тобольск, сколь ни был он дивен, все же мало походил на Лукоморье новгородских сказаний.
Расспрашивали обо всем этом русские люди татар. Татары тобольские подтверждали, что действительно волшебная страна есть. Там, на севере. Кучум, да и прежние цари брали дань со многих племен приобья, но самые ценные меха — дальше, на полночь. Есть страна Мраков, где бесчисленное количество соболей, росомах, куниц, лис. Страна Мраков. Меховая тьма. Возможно, что мягкая рухлядь сыплется там и прямо с неба.
Казаки охотно отправлялись туда, на полночь.
Возвращаясь в Тобольск с низовьев Оби, рассказывали люди немало любопытного и загадочного. Толковали о великом пушном богатстве далекой холодной окраины, о дивных идолах, медных гусях, деревянных старцах, золотых бабах. Вспоминали о причудливых полярных сияньях, озаряющих черное небо зимней ночи. Но все-таки никто еще не увидел звериной тучи. Может быть та страна, где соболя сыплются прямо с неба, та страна, куда ходили с берегов Печоры мужи старии, лежит где-нибудь еще дальше? Все может быть! Новгородские летописи остались там, в Новгороде. И казаки сибирские, какие бы ни были среди них грамотеи, все ж не могли похвастаться доскональным знанием того, что написано в старых книгах.
Но вот появились в 1600 году в Тобольске некие почтенные и достойные всяческого доверия люди. Это были иноки, звали их Логгин и Дионисий. Оба они были соловчанами и прибыли в Тобольск для построения здесь первого монастыря. Они поселились за Иртышом, на устьи Тобола, где и принялись за сооружение обители во имя Зосимы и Савватия — двух чудотворцев соловецких. В этом монастыре, по мысли его строителей, должны были найти приют и покой престарелые увечные воины, участники завоевания Сибири.
Но не только старики, а и молодые тоболяне сделались частыми гостями иноков Логгина и Дионисия. Каждому человеку было ясно: иноки соловецкие кое-что понимают в северных делах. И должны уж знать наверняка все то, что сказано в книгах старинных.
Монахам не стоило труда ответить на это. Вспомнили повесть о походе князя Улеба. «В лето 1032 князь Улеб изыде из Нова города на Железные врата и вспять мало кто возвратившися, но многие там погибоша». Хотел, мол, князь Улеб пройти сюда, в Сибирь, морем или сушей, да не дал бог удачи. Но позднее, через несколько столетий, храбрые новгородцы добрались-таки до рубежей сказочного Лукоморья. И об этом поведано в славном «Сказании о человецах незнаемых в восточной стране». Сказание сие добрые иноки помнили почти целиком наизусть. Кое-что они повторили тоболянам. На восточной, мол, стране, за Югорской землей, над морем, «живут люди самоядь, зовомы: монгозеи. Сии же люди не велики возрастом,
— Это — так! — подтверждали казаки, побывавшие в Березове и далее, на низовьях Оби. — Люди самоядь есть. И рассказано о них точно. А дальше что?
А платие носят соболье и оленье, а товар их соболи.
И это было верно. Именно этот зверек и вел по своему следу храбрых тоболян все дальше и дальше на север. Этот зверек рассказывал больше, чем все книги. А сказано ли было в старых книгах точно и ясно о времени и месте падения сего драгоценного зверька из туч? На этот вопрос, увы, не могли ответить и премудрые Логгин и Дионисий. Но зато они вспоминали о других чудесах, описанных в книгах. Чудны те самоеды монгозеи. «Ядь их мясо оленье да рыба, да меж собою друг друга ядят. И гость к ним откуда приидет, и они дети свои закалают на гостей да и тем кормят, а который гость у них умрет и они того съедают». Видели вы это, ратные люди?
Нет! Этого ратные люди не видели. Не видели они среди самояди и людей без голов, с глазами на животе, и людей, засыпающих на всю зиму, как медведи, и многих других лукоморских чудовищ, о которых упоминалось в сказаньях про страны полунощные. Да все ли там правда? Может быть новгородские мужи старин кое-что и добавили для прикрасы? Следовало бы проверить все это, а прежде всего, — где и как падают соболи с неба.
Пора, пора идти в поход туда, в Мангазею, в Лукоморье, как бы ни называлась эта загадочная страна. Тем более, что тоболяне смутно знали: появляются в тех дальних краях какие-то таинственные русские люди с Печоры.
Борис Годунов был прекрасно осведомлен обо всех замыслах казаков тобольских. Но отпустить тоболян искать Мангазею Годунов не торопился. Он знал: стоит лишь показать дорогу в страну соболя, как устремятся по этой дороге те, кому не надлежит туда стремиться. В случае удачи мангазейского похода, ринулась бы на север без спроса и без удержа добрая половина населения острогов сибирских. И, пожалуй, обессилели бы эти остроги, стали бы неспособны для обороны при нападении южных соседей. Пугало еще и другое — крестьяне, холопы по эту сторону Урала. Если в 1590 году приходилось вербовать крестьян на переселение, обильно снабжать их скотом, деньгами, утварью, так в 1600 году тысячи мужиков самовольно уходили с помещичьих и монастырских земель туда, за Камень. Это десятилетие — 1590–1600 гг. — не было счастливым для крестьян. Не нравились мужикам новые законы царя Бориса, угодные для дворян. Отданные в полную власть помещиков мужики сопротивлялись. Возникали волнения. Росло количество беглых. И путь этих беглых был если не на юг, в вольные казацкие степи, так сюда, на восток. Словом, было бы весьма опасным открыть свободный доступ в такие края.
Однако, и держать долго на запоре эти ледяные ворота Лукоморья едва ли было бы возможно. Стремились открыть их не только тоболяне. Еще более настойчиво, чем прежде, добивались возможности проникнуть в северную Сибирь иностранцы. Лег в могилу на открытом им острове Новая земля Виллем Баренц, пытавшийся найти северный путь морем из Европы в Китай. Иностранные шкипера то и дело тайно сговаривали архангельских поморов показать ход к устьям Оби и Енисея, к той самой сказочной Мангазее, о которой мечтают храбрые тоболяне. Царь Борис знал это. Известие про это он получил от тех самых поморов, которых сговаривали иноземцы. Поморы-промышленники, извещая, что не поддались на уговоры заморских гостей, просили царя разрешить им плавать в Сибирь самим.
Со всех сторон стремились люди к ледяным воротам Лукоморья. И царь Борис колебался — что делать? Несколько лет назад, еще при жизни царя Федора, послал Годунов в страну мангазеев разведчика, доверенного своего человека Федора Дьякова. «Отправляйся, мол, с Печоры через Камень и далее. Что там есть?» Федор Дьяков вернулся. Годунов немедленно призвал Дьякова к себе.
То, что сообщил Дьяков, удивило царя Бориса. «Там в незнаемых странах восточных на реке Таз и на реке Пур полным полно русских людей», — заявил Дьяков. «Каких?» «А всяких. И архангелогородцев, и устюжан, и пустозерцов, и вымичей… Они там давно: кто торгует, кто охотится, а кто дань с самояди берет в свою пользу, воровски, облыжно; а сказывают при этом, что собирают ясак на государя».