Повесть о Великой стене
Шрифт:
— Господин, мой сосед продает очень хорошего осла. Правда, он немного некрасив и посмотришь на него, так скажешь, что он не осел и не лошадь, но внешность обманчива, а осел этот вынослив и такой быстроходный, что, сев на него, вы и не заметите, как перейдете реку Ишуй…
— Стой! — крикнул Цзюй У. — Откуда ты знаешь, что я собираюсь перейти границу?
— Ничего я не знаю и в мыслях не держу, — ответил хозяин, — а если что узнаю, так тотчас позабуду. А говорю я про осла к тому, что мой сосед в обмен на кольцо отдаст вам осла и немного денег в придачу, так что вы и со мной расплатитесь, и еще вам на несколько дней хватит.
Это предложение очень понравилось Цзюй У, и вскоре он уже ехал к реке Ишуй. Здесь он в последний раз поел на родной земле,
Он переправился через реку вброд и очутился в стране Чжао.
Весь следующий день он ехал по унылой и опустошенной местности. Здесь прошли победоносные войска Цинь, все сжигая и истребляя на своем пути. Поля были вытоптаны, деревни разрушены. Не видно было ни людей, ни скота. Изредка из расщелины в земле подымался слабый синеватый дымок. Там кто-то скрывался в землянке среди могил и на жалком огне из бобовых стеблей варил пригоршню бобов, роняя в горшок соленые слезы. Один раз из ямы вылезла женщина, худая, будто тело у нее было не из мяса и костей, а из пыли и тумана. Она долго бежала за ослом, протягивая руку, пока Цзюй У, обернувшись, не крикнул:
— Уходи! Твой вид оскорбляет мои глаза, а голос разрывает мне уши!
— Господин! — забормотала женщина. — Как мне варить кашу, когда нет крупы? Чем кормить детей, когда нет каши?
Цзюй У погнал осла рысью, и она отстала.
До самого вечера ему не встретился ни постоялый двор, рде он мог бы отдохнуть, ни поместье, где можно было бы просить о гостеприимстве. Осел устал, то и дело спотыкался и останавливался, так что приходилось слезать с него и тянуть его за поводья. Дорога шла в гору. Солнце село за ее вершиной. Впереди начинался лес. Цзюй У привязал осла к высокой сосне, одиноко росшей на опушке, а сам лег, прислонившись головой к ее корням. Он уже собрался заснуть, как вдруг увидел, что вдали загорелся огонек, а за ним другой, еще и еще. Цзюй У вскочил, отвязал осла и потянул его за поводья. Осел уперся и закричал:
— И-a!
И, будто в ответ на этот крик, послышались удары в медные тазы, огни замелькали между ветвей, а испуганный осел кричал все громче:
— И-а! И-а! И-а!
ПИРУШКА НА ПОЛЯНЕ
Мы остановились на том, что осел кричал, медные тазы гудели, а огни мелькали в лесу, приближаясь и отбрасывая чудовищные тени. Цзюй У стоял, не смея двинуться, как вдруг из леса выскочило несколько человек с факелами в руках. При виде Цзюй У они было остановились, но потом схватили его за руки и закричали:
— А где же караван? Не сопротивляйся, не то смерть! А где остальные? Почему ты один?
Мгновенно успели они стянуть все кольца с его пальцев, содрать пряжки с головной повязки, стащить халат, сорвать пояс, опустошить корзинку с дорожной провизией и увести осла. Было это все проделано с такой молниеносной быстротой, что Цзюй У не успел и рта раскрыть, а уже стоял нагой, как мать родила, и с пеньковой петлей на шее. Тут бы ему и умереть бесполезной смертью, но вдруг на опушку выбежал худой, юркий человек, на вид лет сорока, в халате из легкого золотистого шелка с полами, заткнутыми за пояс. Он где-то потерял свою головную повязку, и длинные черные волосы развевались, словно конский хвост в бурю и в ветер. Сам он в свете факелов был похож на язык пламени, так он кидался в одну и в другую сторону, метался на месте и подскакивал от злости. Раздавая направо и налево затрещины и подзатыльники, он визжал:
— Ах, безглазые черви, слепые слизняки! Что же вы, одного осла приняли за целый караван? Не умеете отличить, как ревет верблюд и как завывает осел? Ах вы, негодяи, лодыри, бессмысленные скоты! Зажгли сто факелов, забили в сто тазов, чтобы испугать одного человека! Ах вы, чурбаны беспонятливые, чурки бесчувственные! На что вы годитесь? Этого одного можно было поймать исподтишка, невзначай и в темноте, а то и вовсе дать ему пройти своей
— Эх, начальник! — ответил ему пожилой разбойник. — Отдался ты на волю своему языку, говоришь бестолковые слова. Речь у тебя впрямь подобна водопаду, но лучше бы тебе помолчать, а то как бы не прорвало тебе рот от громкой ругани. Язык истреплешь и губы обожжешь такой бранью.
— Стой, стой! — прервал его удивленный атаман. — Kaк ты смеешь так говорить со своим начальником?
— Я и не то посмею, — ответил разбойник. — Все мы равны, все мы вольные люди. Сегодня тебя выбрали в атаманы, завтра выгоним. Эй, послушай меня, Шу-янь! Это верно, что сперва мы приняли этого человека за купца и думали, что он едет с караваном. Но смотри, сколько мы нашли на нем драгоценностей, — у ста купцов столько не найти.
Между тем Цзюй У надоело стоять голому и дрожать от холода, и он, в свою очередь, закричал:
— Долго я буду стоять и мерзнуть? Сейчас же подайте мне теплую одежду!
Никто не ожидал такой дерзости от пленника, и атаман спросил в удивлении:
— Кто ты такой, что так разговариваешь?
— Я советник государей и наставник наследников, — гордо ответил Цзюй У, — и не постигни меня немилость моего повелителя, я бы не стал разговаривать с таким сбродом.
— Подожди называть нас всякими словами, — сказал атаман. — Лучше подумай, что ты теперь предпримешь, когда ты гол и наг. Даже если мы не вздернем тебя на сук, под которым ты стоишь, все равно ты умрешь от голода и холода. Не лучше ли тебе присоединиться к нашей шайке? Мы давно хотели найти ученого человека, который знал бы законы и мог нам посоветовать, как поступать в тех случаях, когда оружие бессильно и сила беспомощна. Без денег, без одежды и без твоего осла тебе не добраться туда, куда ты стремишься, а у нас ждет тебя привольное житье. Мы будем держать тебя в уважении, и ты будешь сидеть рядом со мной, атаманом Шу-янем. Подумай об этом.
— Подумай об этом, — сказал пожилой разбойник. — Мы будем почитать твою ученость и заботиться о твоей мудрости. Это так же верно, как то, что меня зовут Лан-синь.
— Человек от природы коварен, ленив и злобен, — сказал Цзюй У. — Необходима вся сила и строгость законов в постоянной борьбе с его низкими инстинктами. Во имя закона пусть погибнет мир. Но я вижу, что в этой погибшей стране некому издавать законы и некому следить за их исполнением. Единственный закон, которому здесь подчиняются, — грубая сила. Мне остается только принять ваше предложение.
— Сразу видать мудреца! — воскликнул Шу-янь. — Что ни слово, то жемчужина! Жаль, что непонятно. Но чем непонятней, тем ученей! Скажите мне ваше почтенное имя, и мы отпразднуем небольшой пирушкой ваше согласие вступить в нашу шайку. Сам я знаменитый атаман Шу-янь, что значит «Глаза крысы», хоть верней было бы назвать меня Крысиным зубом, потому что нет того кошеля, чьи бы завязки я не перегрыз. А вот это мой помощник Лан-синь — Волчье сердце. Достаточно взглянуть на его рожу, чтобы увидеть, как подходит ему его кличка… Но ночь свежа, прошу вас одеться.